Золотое дно (сборник)

Личутин Владимир Владимирович

знакомый с этими местами глаз, начнет слабеть и те­

ряться он, пока не устанет случайно попавший сюда че­

ловек и, сидя на моховой валежине, с горечью не забра­

нит себя: «Леший меня за руку тянул!»

Первое время, как обезножел муж, еще побаивалась

Анисья отпускать его: «Сгинешь ты эдак, это леший те­

бя поманывает, там и здоровому в тягость»,— а потом

надоело зря уговаривать, только язык натирать, да и

привыкла, что вернется всегда с пестерем

грибов и

ягод, намотает с берез большие связки берестяных руба­

шек. Но отчего-то сегодня тосковало сердце у Анисьи,

словно какой-то знак подавало, а может, и сам Мартын

взволновал и обеспокоил ее. Тот собирался, как всегда,

долго, оглядывая себя и охлопывая, не забыл ли чего,

чтобы потом не ворачиваться в дом, разве только не

сказал обычное: «Не успеешь очухариться, как я за

столом», не хлопнул шутливо жену пониже поясницы,

а молчаливо покатил на своем самокате прочь из кухни,

бесшумно, как тень лесная, миновал поветь и даже вес­

ла не попросил стащить в лодку.

Мотор завелся с легким надрывом, закрутил воду

и ровно потянул стружок вверх по реке. Накатистый

гул моря скоро остался позади, и только через лесные

угорья еще долго сочился великаний вздох, и мелкий бе­

резняк отзывался на него беспомощным и робким ко­

лыханьем. Мартын мостился на заднем уножье, сосал

пустую вересковую трубочку и все ворчал, не мог успо­

коиться:

— Глупая баба, задумала меня у подола держать.

Арсений-то безногий вон и на зверобойку ходил. А

126

смерть — она одна, где ли настигнет. Где положено, там

и найдет.

Мартын Петенбург уж .много раз за свою жизнь мог

умереть: и когда копал Беломорско-Балтийский канал,

и когда шел то дорогам войны. Он должен был умереть,

чтобы своею смертью омыть позор с себя и своих роди­

чей — так наставляли его. А он взял да и не умер, а

остался жить ровно и монотонно, не делая никому зла,

а на большее не то чтобы не хватало его, а просто не

было прежней деятельной душевной страсти. Так уж

случилось, что, не признаваясь себе в том, Мартын угас

еще в тридцать третьем, когда вели его «а ботишко под

конвоем, и люди, которым он обещал сделать светлую

жизнь, вдруг прятали от него глаза, норовили вовремя

уйти за дверь, за оконные занавески, чтобы только не

встретить его взгляда. Какие молитвы, какие слова

шептали печищаие, кто знает, когда шел по деревне

под конвоем их председатель артели,

сутулый, длинно­

шеий парень, а потом, держа на весу тяжелые башма­

ки, забродил в карбас, и кто-то из конвойных окрикивал

его и торопил, подталкивая в плечо. А после он стоял

в карбасе, плотно упершись в телдоса, покрытые рыбьей

слизью, и с тоской и недоуменной растерянностью смот­

рел на отходящий берег, на опадающую за песчаные

холмы деревеньку и думал, что это все недоразумение,

где-то кто-то ошибся, а завтра же разберутся во всем,

извинятся и выпустят. Но только отчего-то на душе ле­

жала каменная непроходимая тревога, от которой было

невозможно отвязаться.

После войны он вернулся в деревню, хотя мог бы

остаться в любом другом месте, где не знали его. Но

словно какое-то лихо гнало его сюда, и отныне с по­

стоянным любопытством вглядывался он в деревню, на­

блюдая течение жизни. Он уловил вдруг, что если бы

погинул тогда на чужбине, то деревенские бабы вспо­

минали бы о нем с жалостью и слезой, как о страдаль­

це, а раз он вернулся обратно, то и слава богу, словно

ничего и не случилось, раз выжил. А что было с ним,

как пережил те годы — кому теперь интересно?

Дела в артели шли ни шатко ни валко: море оску­

дело, озера полонила сорная рыба; но появились трау­

леры, они пошли в океан, артель разбогатела, копилась

деньга в избах сельчан, и только сама Вазица не хоро­

127

шела, не разгибала сутулые плечи, не вырастали новы

дома с голубыми оконницами и конями по охлупням.

Вазица не просто старела, она припадала к земле и

дряхлела, как древняя женщина, кренясь в пояснице,

изнемогая от собственных «остей. Крыши мшились и

прорастали травой, повети и взвозы раскатывали на

дрова, потому что коров не держали нынче, значит, се­

но не нужно хранить во дворах, тогда зачем и взвоз, и

поветь — только лишняя заваль, стареющая под дож­

дем, так не проще ли извести на дрова, пока бревна

совсем не поел грибок. Мартын Петенбург наблюдал за

деревней и не мог понять это течение жизни, это умира­

ние Вазицы при богатых сундуках. Деньги не приноси­

ли отдачи, сами деньги оставались просто красивой бу­

магой: правление колхоза обитало все в том же кулац­

ком доме, которому вроде бы не было износа, клуб — в

бывшей церкви, школу через три года закрывают со­