Золотоглазые
Шрифт:
— Гордон, дорогой, я должна идти, — объявила она.
Зеллаби несколько мгновений смотрел ей вслед, затем пододвинул кресло к незакрытой двери, закурил сигарету и уселся, выясняя — по вопросам женщин — настроение деревни.
Задачей на январь было ослабить потрясение и управлять реакцией, чтобы таким образом сформулировать определенное отношение к происшедшему. Собрание можно было считать успешным. Атмосфера разрядилась, и присутствующие, выведенные из полуоглушенного состояния, приняли предложение о всеобщей солидарности.
Организаторы думали, что несколько человек
Возникший комитет — Уиллерс, семья Либоди и Зеллаби, сестра Даниэла — был пополнен также мистером Артуром Криммом, который был выбран, чтобы защищать интересы нескольких возмущенных исследователей с Фермы, которые обнаружили, что и они вовлечены во внутреннюю жизнь маленького Мидвича.
Когда пять дней спустя комитет вновь собрался, то члены его поняли: завоевание надо беречь. Отношение к происходящему, которое было успешно создано, могло вылиться в обыкновенный предрассудок, если его аккуратно не направлять в нужное русло. Хотя бы в течение некоторого времени его необходимо было поддерживать и направлять.
— Мы должны организовать что-то напоминающее кампанию по спасению при стихийных бедствиях, но не внушая людям, что ситуация действительно соизмерима с бедствием.
Подобное предложение вызвало всеобщий возглас одобрения, лишь миссис Либоди, казалось, сомневалась.
— Но, — сказала она с сомнением, — мы должны быть честны.
Присутствующие посмотрели на нее с удивлением.
— Я имею в виду, — продолжала она, — что происшедшее можно отнести к разряду бедствий, не так ли? В конце концов без всякой причины ничего не случается. И в нашем случае есть причины, которые надо найти, и побыстрее.
Анжела смотрела на нее, нахмурившись.
— Что-то я вас не понимаю, — сказала она.
— Я хочу сказать, что когда в обществе происходит что-то необычное, то тому должны быть причины. Вспомните хотя бы бедствия Египта, Содома…
Последовала напряженная пауза. Зеллаби почувствовал, что необходимо как-то разрядить обстановку.
— С моей стороны, я считаю бедствие Египта не поучительным примером запугивания, техника его хорошо изучена и называется она — политика силы. Что касается Содома… — он остановился, перехватив взгляд жены.
— Э-э, — протянул викарий, осознав, что от него чего-то ждут.
Анжела пришла ему на помощь.
— Я думаю, вам не стоит волноваться об этом, миссис Либоди. Бесплодие, конечно, является классической формой заклятия, но я лично не помню примера, где возмездие приняло бы форму плодородия. И потом… это едва ли кажется благоразумным.
— Это зависит от плода, — мрачно возразила миссис Либоди.
Последовала
— Извините, но боюсь, что причиной всему — я, — сказала она.
— Миссис Либоди… — начал доктор.
Она неодобрительно подняла руку.
— Вы добры, — сказала она. — Я знаю, вы хотите пощадить меня. Но пришло время признаться. Я грешница. Если бы я родила своего ребенка двенадцать лет назад, ничего бы не случилось. Теперь я должна искупить грех, нося ребенка, который не от моего мужа. Вполне понятно, что я очень огорчена: из-за этого страдаете все вы. Но это приговор.
Викарий, красный и обеспокоенный, вмешался, не дав ей договорить:
— Я думаю, э-э, вы извините нас…
Все задвигали стульями. Сестра Даниэла подошла к миссис Либоди и начала с ней разговор. Доктор Уиллерс наблюдал за ними, пока не заметил, что мистер Либоди сидит рядом с ним. Он успокаивающе положил руку ему на плечо:
— Это было потрясением для нас. Я ожидал несколько таких случаев, и ничего удивительного. Хороший сон изменит настроение. Я зайду к вам завтра утром.
Через несколько минут они разошлись, задумчивые и подавленные.
Политика, проводимая Анжелой, имела значительный успех. В оставшееся время в январе мы стали свидетелями такой программы общественной активности и душевного добрососедства, которая могла оставить в стороне только самых ярых противников.
В конце февраля я смог сообщить Бернарду, что все идет гладко. Я сообщил ему детали, накопившиеся со времени моего последнего доклада, но не смог дать подробной информации о мнениях и разговорах, преобладающих на Ферме, хотя он просил меня об этом. Исследователи или придерживались мнения, что эти события входят в круг секретности, или считали, что будет спокойнее вести себя так, как будто ничего и не произошло.
Мистер Кримм по-прежнему был единственным связующим звеном между Фермой и деревней, и мне казалось, что узнать какую-нибудь информации от него я смогу, либо получив разрешение открыть мой официальный интерес, либо Бернард должен встретиться с ним сам. Бернард предпочел последнее, и во время ближайшего визита Кримма в Лондон была устроена их встреча. Он зашел к нам на обратном пути, почувствовав необходимость поделиться некоторыми волнующими его заботами.
— Все это неприятно, — жаловался он. — Я просто не знаю, как мы будем распутываться с этими «сексуальными» проблемами, с разрешениями отлучиться… А потом это повлияет на весь план работы. Я объяснил подполковнику Уосткоту, что если его департамент действительно серьезно намеревается сохранить все дело в секрете, они должны делать это на высоком официальном уровне. В ином случае мы должны будем вскоре представить нашему начальству соответствующие объяснения. Я думаю, он уяснил мое положение. Но, клянусь моей жизнью, не вижу, какой аспект может заинтересовать в этом деле Милитари Интеллидженс.