Золотой берег
Шрифт:
Мистер Манкузо еще некоторое время занимал мои мысли. С виду он походил на клоуна, но дураком явно не был. В нем чувствовалась какая-то уверенность, и мне, честно говоря, нравилось, что по следу итальянца идет итальянец. Бог знает по какой причине ФБР до сих пор не могло справиться с Белларозой. Но теперь, кажется, с приходом агентов-итальянцев дело начинало меняться к лучшему. Мне это напомнило использование римским сенатом наемников. Довольный своим анализом и почти успокоенный своей встречей со странно выглядевшим мистером Манкузо, я направился в гости к тетушке Корнелии.
Через десять минут я уже был
Улица, где жила тетя Корнелия, была сплошь заставлена машинами, так как здесь проживали чьи-то тетки, бабушки и матери. Перефразируя Роберта Фроста, можно сказать, что на этой улице каждый дом был родным домом для кого-то.
Я нашел парковку для своей машины и пошел к дому. На крыльце я сделал глубокий вдох и открыл дверь.
Дом ломился от гостей, каждый из которых был в родственных отношениях со мной и со всеми остальными присутствующими. Я не знаток в этом деле, никогда не знаю, с кем я должен расцеловаться, чьи дети крутятся под ногами и все такое. Я все время попадаю впросак, спрашивая у разведенных, как чувствует себя их вторая половина, интересуясь у обанкротившихся родственников, как идут их дела в бизнесе. Мне также несколько раз довелось спросить о здоровье давно умерших сородичей. Сюзанна, которая не имеет здесь родственных уз ни с кем, кроме меня, ориентируется в этой каше гораздо лучше. Она всегда знает, кто умер, кто родился, кто женился, — она просто ходячая энциклопедия нашей семьи. Я был бы даже не прочь, если бы сейчас она сопровождала меня, шепча на ухо: «Вот это твоя кузина Барбара, дочь твоей тетки Анны и твоего покойного дяди Барта. Муж Барбары ушел от нее, он нашел себе „голубого“ приятеля. Барбара в расстроенных чувствах, но держится хорошо, только стала ненавидеть мужчин». Получив такую информацию, я смог бы более легко общаться с Барбарой, хотя тем для разговора было бы маловато, разве что женский теннис.
Итак, все они собрались здесь, негромко переговаривались между собой, держа в левой руке бокалы, жевали жвачку, а я мысленно метался, пытаясь каким-то образом избежать конфуза. Я поприветствовал нескольких человек, но в разговор не вступал, а продолжал перемещаться из комнаты в комнату так, словно единственной моей целью было попасть в ванную.
Я заметил Джуди и Лестера Ремсенов. Они всегда причисляют себя к нашим родственникам, но никому еще не удалось выяснить, каковы наши родственные связи. Возможно, Лестер просто сам в какой-то момент ошибся и не может исправить эту промашку вот уже тридцать лет, так как боится показаться смешным.
Перебегая из комнаты в комнату и избегая попасть в западню, я на ходу заметил свою мать, отца и Сюзанну, но не подошел к ним. Я осознавал, что одет не так, как положено, и небрит. Притом,
Я добрался до бара и приготовил себе виски с содовой. Кто-то в этот момент похлопал меня по плечу, и я, обернувшись, увидел мою сестру Эмили. Я сразу сообразил, что из Техаса она вряд ли смогла бы до меня дотронуться. Мы обнялись и расцеловались. Мы с Эмили остались близки, несмотря на разделявшие нас годы и расстояние. Если и есть на свете человек, который мне не безразличен (Сюзанна и дети не в счет), то это моя сестра Эмили.
В человеке, стоявшем за ее спиной, я опознал ее новую любовь. Он улыбнулся мне, Эмили представила нас друг другу.
— Джон, это мой друг Гэри.
Мы обменялись рукопожатиями. Гэри, загорелый красавец-мужчина, выглядел лет на десять младше Эмили. У него был ярко выраженный техасский акцент.
— Очень рад знакомству с вами, мистер Саттер.
— Зовите меня просто Джон. Эмили мне много говорила о вас. — Я покосился на сестру и еще раз отметил, что она словно помолодела с момента нашей предыдущей встречи. В глазах ее сиял огонь новой страсти, очень красящий ее. Совершенно искренне я радовался за нее, и она это ценила. Минуты три мы поболтали, затем Гэри извинился и оставил нас. Мы с Эмили вышли в другую комнату.
— Джон, я так счастлива.
— Ты просто вся светишься.
Она пристально посмотрела мне в глаза.
— А с тобой все в порядке?
— Да. Я, того гляди, свихнусь. Великолепное ощущение, скажу тебе честно.
Она засмеялась.
— Я выгляжу как загулявшая бабенка, а ты — как старый ловелас. Отец с матерью в шоке.
Я усмехнулся. Мои родители вовсе не ретрограды, но очень любят строить из себя хранителей семейных устоев, когда кто-то из детей выкидывает номера. Я не осмеливаюсь применить к ним слово «лицемеры».
— У вас с Сюзанной все в порядке? — спросила Эмили.
— Не знаю.
— По ее словам, ты в данный момент глубоко несчастен, а она очень желает тебе помочь. Она даже просила, чтобы я поговорила с тобой.
Я поболтал в стакане виски с содовой и немного отпил. Сюзанна понимает, что кроме нее есть только один человек, который способен поговорить со мной по душам.
— Большинство проблем Сюзанны — это ее собственное изобретение. Мои проблемы — это мое изобретение. В этом и заключается главная проблема. — Я подумал и добавил: — Мне кажется, нам обоим в какой-то момент стало скучно. Необходима разрядка.
— Вот и разряжайтесь друг на друге.
Я улыбнулся.
— Но при помощи чего прикажешь разряжаться? Вызвать друг друга на дуэль? К тому же в нашем конфликте нет ничего серьезного.
— А я считаю иначе.
— Тут замешаны я и она — больше никто. По крайней мере, с моей стороны дело обстоит именно так. — Я допил виски и поставил стакан на полку. — Мы с ней и сейчас прекрасно чувствуем себя в постели.
— Не сомневаюсь в этом. Тогда тащи ее немедленно наверх, там наверняка найдется постель.
— Ты так считаешь? — Почему-то люди, влюбившиеся в кого-нибудь по уши, думают, что тот, кто последует их примеру, найдет рецепт на все случаи жизни.
— Джон, она действительно беспокоится за тебя.
Я не могу сердиться на Эмили, но тут я все же высказал свое мнение тоном, не терпящим возражений:
— Сюзанна — самовлюбленная, взбалмошная особа, которой нет дела ни до кого. Для нее существуют только Сюзанна Стенхоп и ее кобыла Занзибар. Иногда еще Янки. Поэтому давай не будем больше спорить.