Золотой берег
Шрифт:
Я заказал себе еще кружку пива и шесть небольших бифштексов. Когда, казалось, уже никто не проявит ко мне интерес и никто не будет оскорблен моим присутствием, раздался голос, принадлежавший одному из закованных в кожу мотоциклистов.
— Ты что, живешь здесь где-нибудь поблизости? Вам следует знать, что даже в джинсах и в рубашке, небритый, Джон Уитмен Саттер не похож ни на одного из завсегдатаев бара, особенно после того как он откроет рот и произнесет несколько слов. Вам также следует знать, что в такой вопрос вкладывается всегда нечто большее.
— Лэттингтон, — ответил я.
— Ля-ля-ля, — пропел мой сосед по стойке.
Я искренне рад, что у нас в округе нет классовой неприязни, иначе мне
— Ты что, заблудился? — спросил он.
— Если я здесь, значит, заблудился.
Окружающие нашли мой ответ остроумным. Юмор вообще легко прокладывает мосты через пропасть, отделяющую культурных людей от кретинов.
«Кожаный» задал еще один вопрос:
— Видать, твоя старушка дала тебе под зад коленом?
— Нет, она сейчас лежит в больнице Святого Фрэнсиса в коматозном состоянии. Автокатастрофа. Плохо ей, бедняжке. А детей забрала тетка.
— О, извини, парень. — «Кожаный» тут же заказал мне кружку пива за свой счет.
Я изобразил на лице страдальческую улыбку и снова уткнулся в свои бифштексы. Они не так уж плохи, а еще если их зажевать орешками да запить пивом, так вообще становятся съедобными. Я научился этому приему в Нью-Хэйвене. Так мы между собой называем Йельский университет. Нью-Хэйвен. И звучит не так напыщенно.
К тетушке Корнелии я должен был прибыть к трем часам. Там на Пасху у нас всегда происходит что-то вроде семейного сбора. Тетка живет в Локаст-Вэлли, это в пятнадцати минутах езды отсюда. Сейчас было без чего-то два. Тетка Корнелия — это сестра моей матери, и, если вы припоминаете, у нее есть своя теория относительно рыжих волос. Интересно, что она скажет, если увидит своего племянничка, сидящего без пиджака и галстука за стойкой бара, небритого и пахнущего пивом и солеными орешками.
Надо честно признать, что Сюзанна, со своей стороны, всегда очень мила с моими родственниками. Нет, она не близка с ними, а именно мила. Ее собственная семья совсем не велика, даже если сосчитать всех самых дальних родственников, разбросанных по всему свету. Их и родными-то не назовешь.
Итак, я торчал в этой «трубе» уже целый час, размышляя о том о сем, когда место рядом со мной заняла новая посетительница. Должно быть, она вынырнула из какого-нибудь темного угла заведения, так как входную дверь никто не открывал. Я взглянул на нее и получил в ответ широкую улыбку. Я уставился в зеркало, но и там наши глаза встретились. Она снова улыбнулась. Вероятно, она была очень дружелюбно настроена.
Ей было лет тридцать, но можно было дать и все сорок. Она была разведена и жила сейчас с человеком, который время от времени поколачивал ее. Работала она официанткой, а с детьми сидела ее мать. Здоровье у нее было неважнецкое. Она должна была бы ненавидеть мужчин, но не ненавидела. Она играла в лотерею и отказывалась признавать тот факт, что в ее жизни уже не будет ничего хорошего. Впрочем, ничего этого она о себе не сказала, она вообще не вымолвила ни слова. Просто у людей, которых вы можете встретить в «Ржавой якорной трубе», все это написано на лбу. Даже удивительно, как такая процветающая нация, как американцы, может порождать таких несчастных людей. А может быть, все дело просто в том, что некоторые люди рождаются неудачниками и на Марсе в 3000 году тоже будет стоять где-нибудь бар «Ржавая якорная труба», посетителями которого будут люди с плохими зубами, татуировками и одетые в черную кожу. Они будут рассказывать друг другу истории из своей жизни, жаловаться на неудачи и на то, как кто-то вставляет им палки в колеса. Я услышал, как рядом сбросили на пол туфли.
— Ноги гудят по-черному.
— Почему? — поинтересовался я.
— О, да я пропахала все утро. Даже на мессу не попала.
— А где ты работаешь?
— В ресторане «Звездная
— Да, конечно.
— Что-то я тебя там никогда не видела.
И никогда не увидишь.
— Хочешь угощу?
— Давай. Закажи «мимозу» Терпеть не могу, когда приходится пить, а еще не вечер. Но сейчас мне надо промочить горло.
Я сделал жест бармену.
— Одну «мимозу». — Повернулся к своей соседке — Будешь бифштексы?
— Нет, спасибо.
— Меня зовут Джон.
— Салли.
— Не Салли Грейс?
— Нет, Салли Энн.
— Рад нашему знакомству.
Появилась ее «мимоза» — мы чокнулись, поболтали, затем она спросила:
— А что ты делаешь в этой дыре?
— А что, разве мне здесь не место?
— Да нет, знаешь ли. — Она рассмеялась.
Мне было приятно осознавать, что меня здесь принимали за инородное тело даже до того, как я раскрыл рот и обнаружил свой акцент. Соответственно, если бы кто-то из этих людей оказался в клубе «Крик», я бы тоже поинтересовался, как они туда попали.
— Просто я в разводе, один как перст и ищу любви где только можно, — абсолютно серьезно сообщил я.
Она снова весело расхохоталась.
— Да ты, видно, сумасшедший.
— В моих клубах сегодня выходной день, моя яхта стоит в сухом доке, а моя бывшая жена улетела с детьми в Акапулько. У меня был выбор — пойти на обед к главарю мафии, к своей тетке или сюда.
— И ты пришел сюда?
— А разве ты не сделала бы то же самое?
— Нет, я бы пошла на обед к главарю мафии.
— Интересная мысль. Твоя фамилия случайно не Рузвельт? — поинтересовался я.
— А твоя случайно не Астор? — хихикнула она.
— Нет, моя Уитмен. Знаешь такого поэта Уолта Уитмена?
— Конечно. «Листья травы». Я проходила это в школе.
— Боже, благослови Америку.
— Это тоже он написал?
— Возможно.
— Так ты его родственник?
— Что-то вроде этого.
— Тоже поэт?
— Пытаюсь им стать.
— А ты богатый?
— Был. Все проиграл в лотерею.
— Господи, сколько же ты купил билетов?
— Все, которые были.
Она опять захихикала. Я был в ударе. Я подвинул свой табурет поближе к ней. Когда-то она была милашкой, но годы, как говорится, взяли свое. При этом у нее сохранилась прекрасная улыбка, веселый смех, все зубы и, как я предполагал, доброе сердце. Я мог заметить, что нравлюсь ей, а если еще немного постараюсь, то она и полюбит меня. Многие мои однокурсники баловались с дешевыми девчонками, но я себе такого никогда не позволял. Возможно, теперь я пытался наверстать упущенное. Кстати, в здешних местах есть обычай, сохранившийся до сих пор, — в среду вечером у прислуги выходной, и все бары на побережье заполнены очаровательными девчонками из Ирландии и Шотландии, приехавшими сюда на работу. Но это уже другая история. А что касается дела, то я должен признаться, что давненько не был один на один с женщиной из народа и не знал точно, как себя с ней вести. Вероятно, лучше всего быть самим собой. Кстати, с Салли Энн я ощущал себя значительно лучше, чем с Салли Грейс. При этом я чувствовал себя на коне. Мы еще немного поболтали, Салли прыскала со смеху уже в свою третью «мимозу», а компания в коже, похоже, начала подозревать, что ее надули с рассказом о жене, лежавшей в коматозном состоянии.
Я мельком взглянул на часы и понял, что пробило три. Следовало выбирать между Салли Энн и визитом в ее лачугу и посещением званого ужина у тетушки Корнелии. Скажу честно, мне не нравилось ни то ни другое.
— Ну, — сказал я, — мне пора.
— О… ты спешишь?
— Да, по правде говоря. Мне надо прихватить на вокзале герцога Суссекса и затем отправиться к тете Корнелии.
— Серьезно?
— Ты мне дашь свой телефон?
Она уставилась на меня, потом глупо улыбнулась.
— Я думаю…