Золотой браслет, вождь индейцев

Рид Томас Майн

– Составить отчет, пожалуй, еще можно, а вот доставить его в редакцию это будет потруднее: нас, похоже, отсюда не собираются выпускать.

– Ба!
– сказал весело корреспондент.
– Счастливая звезда "Геральда" нас привела сюда, она же нас и выведет. А теперь главное, чтобы вы послушали, что там говорят, и перевели мне!

– Вы этого желаете, господин Мигюр, - хорошо, - ответил решительным тоном Чарлей.
– Во всяком случае, бумага останется, и когда-нибудь ее найдут, но нас-то уже не будет на свете.

– Именно так, мой храбрый друг; вы говорите очень умно; вам бы еще немножко поучиться

правописанию, и из вас вышел бы замечательный корреспондент.

– Не в обиду вам будет сказано, я уж лучше останусь при прежнем своем ремесле: ваше слишком хлопотно.

Марк Мэггер не возражал. Его внимание, как и внимание Армстронга, было поглощено тем зрелищем, которое развертывалось у них перед глазами, и, несмотря на угрожавшую им опасность, оба не могли налюбоваться дикой прелестью картины.

Среди темной ночи вокруг пылающего костра уселись на земле полукругом индейцы со своими трубками; пламя освещало полуобнаженные бронзовые тела; позади этого полукружия стояла густая молчаливая толпа, на заднем плане виднелись палатки, как белые привидения. Ночная тишина нарушалась то треском ярко вспыхивавшего костра, то отдаленными раскатами грома. Корреспондент жадно впитывал в немом изумлении эту своеобразную картину.

Жара была удушливая; один за другим индейские старейшины, разогретые костром, сбрасывали к ногам свои покрывала и оставались полунагими, как и все прочие индейцы.

Вдруг пронесся какой-то шум. Мак Дайармид выступил в круг в сопровождении старого вождя. Казалось, величавость его манер и ослепительность наряда были несколько нарочиты. Он заговорил.

– Братья племени сиуксов, - сказал он отрывисто, - обмана нет ни в сердцах, ни в устах наших. Я жил с белыми, знаю мудрость их, знаю также и безумие их. И вот потому-то я хочу поговорить с вами о тех, которые находятся в священной палатке. Один из них - друг мой, и обмана нет в его устах. Он пришел повидаться со мной и принес вам слово мира от великого Белого Вождя. Хотите вы его выслушать?..

Последовало молчание. Индейцы, неподвижные, безмолвные, выражали свирепыми взглядами и гримасами то отвращение, которое внушали им белолицые.

Видя, что старый вождь молчит и, против обещания, не поддерживает высказанного предложения. Мак Дайармид продолжал:

– Молодой белый воин пришел в качестве посланника к дакотам. Это звание священно. Белый воин не скрывался под одеянием какого-нибудь купца. Он не хитрил, не говорил, что пришел из Канады. Он пришел как истинный воин, подняв голову и протянув нам руку. Он гость у дакотов. Дакоты должны его выслушать...

Снова последовало молчание; Великий Змей не прерывал его, хотя он должен был высказать свое мнение.

Тогда встал Медведь-на-задних-лапах.

– Вождь Золотой Браслет - наш друг, - сказал он.
– Кровь краснокожего течет в его жилах. Он в безопасности среди нас. А все белые, приходящие к нам с востока, - обманщики. Тот, например, о котором говорит вождь, прямо говорит, что он послан Белым Вождем, - следовательно, он наш враг. Он вошел в наш лагерь без позволения и должен умереть.

Не оставалось сомнения в том, что оратор высказал то, что решили в уме все его слушатели.

В это время один сиукс поднялся на ноги.

– Смотрите на меня, - сказал он, - я - Татука. Я

был другом бледнолицых. Я жил с детьми на отведенной нам земле. Белые говорили, что мы будем счастливы, спокойны и богаты. Вскоре они предложили нам муки, кофе, сахару и лошадей в обмен за нашу землю. Многие из нас ответили на это отказом. "Они уже раз обманули нас и теперь, без сомнения, лгут. Сохраним наши земли". Но белые продолжали: "Приходите к нам завтра, и вы убедитесь, что мы говорим правду". На другое утро мы пошли на свидание, и внезапно были окружены солдатами; они сказали нам: "Надо уступить". Мы поняли, что попали в западню, и согласились снять лагерь и уйти дальше. И что же? Около месяца они доставляли нам провизию; затем не хватило муки, и начальник белых сказал нам: "Подождите". Мы ждали. Муки все не было. Тогда я начал опять охотиться, чтобы избавить себя и детей от голодной смерти. Я поселился подле форта, где жили солдаты: они иногда бросали мне, как собаке, разные отбросы и кости, и сердце мое переполнялось унижением и стыдом. Тем не менее я оставался там, так как белые давали мне виски за шкуры буйволов. Но однажды белый офицер ударил меня по лицу хлыстом и бил по спине за то, что я не дал его лошади раздавить себя. Тогда мое сердце переполнилось, и я сказал себе: теперь кончено, я возвращаюсь к людям моего племени. Белый, если обнимет краснокожего, то разве для того только, чтобы задушить его, и с ним лучше война, чем мир. Я покинул форт с детьми, но перед уходом сразил моего белого врага перед дверью его собственной палатки. Вот как нужно обращаться с бледнолицыми. Их надо убивать как волков. Я все сказал.

Речь Татуки, произнесенная глухим и сдержанным тоном, произвела такое глубокое впечатление на индейцев, что единый крик вырвался из уст толпы:

– Смерть, смерть им!..

Мак Дайармид сделал еще одну попытку.

– Старейшины племени сиуксов говорят, что все белые - обманщики, - сказал он.
– Значит, они забыли о белом, нашем давнишнем друге.
– И он указал на Эвана Роя, только что приблизившегося к собранию.

Но Медведь-на-задних-лапах снова выступил вперед.

– Будет с нас разговоров, - сказал он.
– Нам нет надобности знать, чего от нас хочет воин с белым лицом. Он храбр, спору нет: трус не посмеет прийти так, как пришел он, но и он не может принести ничего, кроме обмана. Белый Вождь великий воин, но тоже лжец, и мы не хотим слышать того, что он нам предлагает. Если его посланник не хочет быть убитым, как волк в западне, под большим шатром, который мы обрушим на него, и если он на самом деле храбрый, пусть изъявит готовность умереть на костре как воин, который не боится и презирает своих врагов.

Эти слова вызвали такое единодушное одобрение всего собрания, что Мак Дайармид осознал бесполезность дальнейших попыток.

Он направился к священному шатру и, остановившись на пороге, молча пожал руку Армстронга.

– Что же, наконец, они говорят?
– спросил молодой человек.

– Они пошили к единогласному заключению предать вас смерти, предложив на выбор умереть под шатром или взойти на костер.

В это время из группы старейшин выступил новый оратор. Его медно-красное лицо и белые перья убора были так ярко освещены огнем, что Франк Армстронг видел его как бы среди бела дня.