Золотой иероглиф
Шрифт:
Я пообещал, что постараюсь усвоить.
Если вам приходилось видеть людей, которые листают журналы с конца, а заканчивают просмотр первой страницей обложки, знайте: это все скрытые японцы! Японские журналы сделаны таким образом, что нам они кажутся сшитыми задом наперед. Тот самый номер «Рэкиси Токухона», вышедший в шестьдесят четвертом году, не оказался исключением. Другое дело, что, являясь скучным научным журналом для яйцеголовых джентльменов, он не был иллюстрированным, а потому для меня представлял собой филькину грамоту. И пока Сэйго жадно читал изложения летописей, я разглядывал японский аналог то ли «Плейбоя», то ли «Пентхауса» — Сэйго купил его для себя, чтобы полистать на досуге. На глянцевых красоток сейчас
— Послушай, это же настоящий сюжет для забойного романа! — вдруг произнес Сэйго. — Я просто поражаюсь, как работает людская фантазия, если, конечно, правды здесь действительно так мало, как это полагает профессор Юдзумори.
— Прочтешь?
— Конечно. Слушай. «В раннее лето четвертого года эры Кэйтё судьба оказалась благосклонной к морским разбойникам, предводителем которых был беспощадный Танаэмон. Он стяжал славу человека, который, грабя, никогда не оставляет в живых ни одного моряка с взятого на абордаж судна. Именно в то лето верные слуги сёгуна Тойотоми, собрав налог в южных провинциях страны, получили от Корэдзуми, главного поставщика жемчуга, гигантскую жемчужину, формой и цветом напоминающую оранжево-красную каплю. Весила она пятнадцать моммэ и размером была со спелый плод сливы. «Это и есть «Капля Солнца», — произнес хатамото Фунаи, любуясь игрой света на поверхности чуда. — Боги знают, что нашему господину угодно начать великое дело, и потому дали знать, что помогут ему во всех его начинаниях». В этот момент жемчужина неожиданно засверкала как само солнце, что подтвердило правоту слов, сказанных знаменосцем. В то время коварный Танаэмон уже поджидал корабли Фунаи. Тридцать тысяч рё золотом — за то, чтобы завладеть подобным богатством, Танаэмон готов был рискнуть всем. И в жестокой битве злой разбойник победил Фунаи, перенеся золото и дар Корэдзуми на свой корабль, а суда хатамото — потопил.
И если бы не спасшийся с корабля Фунаи один из его верных самураев, никто бы не узнал об ужасном преступлении. Самурай был принят сёгуном, где рассказал все подробности случившегося, а потом, с соблюдением всех правил бусидо, совершил харакири, поскольку не смог защитить в битве с разбойниками своего господина, и не в силах был оставаться опозоренным ронином.
Танаэмон, сумев завладеть неслыханным богатством, решил покончить с преступным промыслом. Он зарыл награбленное на острове Увасима, что далеко на севере, а своих верных помощников убил. После этого возвратился на берег и стал жить, словно обычный купец. За золотом на остров Танаэмон не наведывался, надеясь устроить себе роскошную жизнь позже, когда страшное преступление немного забудется, а чтобы не забыть, где спрятано сокровище, вытатуировал условные знаки на теле своей единственной дочери.
Когда дочери пирата исполнилось пятнадцать лет, ее взял в жены овдовевший самурай Дзётиин Тамоцу. Его заинтересовала таинственная татуировка на теле молодой жены, и самурай, обладая острым умом, понял, что она означает. Заподозрив, что его тесть — сам Танаэмон, Дзётиин решил проверить свою догадку и с ужасом понял, как опозорил честное имя своих предков. Явившись к даймё Юкинага Хэйхатиро — своему повелителю, самурай заявил, что разыщет золото и, главным образом, жемчужину, дабы вернуть сёгунату то, что принадлежит ему по праву. Только так благородный воин мог поступить, чтобы спасти карму и сохранить лицо, пусть даже в эти дни сёгун Тойотоми остался лишь в памяти людей. Танаэмон, узнав о грозящей его сокровищу опасности, неожиданно исчез. Но Тамоцу теперь знал и об острове Увасима, и о месте нахождения клада. Он немедленно бросился в погоню за разбойником и настиг его уже на самом острове. Там произошло ожесточенное сражение, в результате которого пират убил своего зятя. Но боги, не вынеся подобной
И теперь находящийся в пучине вод клад сторожит по указанию богов бессмертный «тако», чтобы «Капля Солнца», коль скоро она вызывает лишь смерть и страдания, вечно покоилась на дне моря». Конец цитаты. Каково?
— Впечатляет. А кто такой «тако»?
— Так раньше называли гигантских осьминогов. Спрутов.
— Приятные зверюшки, — пробормотал я, опять вспомнив хайку. — Но дело, наверное, не в них.
— Конечно. Если летопись не врет, а я, в отличие от Юдзумори, верю этой легенде, то делать нам нечего. Остров утонул. Я, признаться, подумал, что «Тодзимэ» — это его название, но теперь — сам видишь, не то.
— Делать, говоришь, нечего?
— Похоже… Смотри, что получается. Допустим, что все эти легенды и мифы знаем не только мы, но и конкуренты. Так?
— Так.
— Текст документа из омамори известен тоже всем?
— Бандитам — да. Но насчет хатамото — не могу утверждать.
— Пусть так. Это смахивает на правду. Якудза вполне могут знать больше конкурентов. Мы, видимо, тоже. Но ты в курсе, что объединяет нас с бандитами?
— Нет.
— То, что мы не знаем, что такое «Тодзимэ».
— А хатамото, выходит, это знают?
— Выходит, знают.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что нам надо объединить усилия с господином Юкинагой?
— Ни в коем случае. Хотя бы потому, что тогда нам придется объединяться и с бандитами.
— А это еще почему?
— Потому что, — Сэйго поднял указательный палец вверх, — у них тоже есть какой-то монопольный секрет, не известный ни нам, ни хатамото.
— То есть?
— Место, где затонул остров. Может быть, они там уже развернули водолазные работы.
— Даже так?
— Но я могу и ошибаться…
— «Тодзимэ» как бы вернулось, Сергей. И я почти уверен, что это нечто такое, с чем должен ассоциироваться остров… А вдруг этот остров тоже вернулся? Всплыл?
— Перефразируя кого-то из физиков, можно сказать, что эта идея достаточно безумна, а потому вполне может оказаться истиной. Что же теперь делать?
— Надо вернуться к нашему документу. Это, скорее всего, расшифровка знаков с тела дочери Танаэмона. Вдруг мы что-то пропустили?.. Подумаем снова. Потом ты продолжай искать «Тодзимэ».
— Замечательно. А ты будешь продолжать наслаждаться ночной жизнью?
— Нет. Я буду искать остров и, кажется, я знаю, кто мне в этом поможет.
Глава X
— «Нарисовал на тодзимэ линию от вершины левой возвышенности до центра живота и от ее середины отсчитал половину длины лезвия кусунгобу на заходящее солнце».
Сэйго в очередной раз прочел вслух текст по-японски и по-русски, а потом отшвырнул листок.
— Я ничего не понимаю. Пусть «Тодзимэ» — это действительно второе название того острова, что мог всплыть в начале тридцатых. Ладно, я согласен, что пират изрисовал тело своей дочки всякими точками и линиями. Пусть самурай Тамоцу и сумел их расшифровать. Но что значит «половина длины лезвия кусунгобу на заходящее солнце»?
— Это значит «на запад».
— Согласен. Длина клинка ритуального кинжала — двадцать пять сантиметров. Половина — двенадцать и пять десятых. Что за расстояние? Каков масштаб?
— Была, вероятно, карта, составленная самим Дзётиином, с указанием сторон света. Вот если бы она сохранилась вместе с текстом!
Мы сидели на крошечной терраске у Сэйго дома, куда он меня наконец пригласил, курили как два паровоза и вот уже битый час напрягали извилины над проклятым письмом. Да, пра-пра-пра… много раз прадедушка Дзётиин, и задал же ты задачку наследнику… Который, конечно, на золото и жемчужину-монстра вряд ли имеет какие-то права… Но!