Золотой козленок
Шрифт:
Осталась позади первая Беляевка из дюжины домов, притулившихся к лесополосе, преследующей железнодорожное полотно. В полутора километрах от неё - поповское кладбище, которое было много больше, и могилки ухоженные, а местами – с коваными оградками.
– Цыганская, – Жульдя-Бандя кивнул в сторону крытой могилы.
– А ты откуда знаешь?
– Фунтик отправил в сторону дружка вопросительный знак.
– Цыгане всегда навесы строят.
– Шоб жмурики не промокли?
– Чтобы самим не промокнуть…
Вспыхнувший колокольный перезвон отвлёк друзей, переместивших взоры на убогую деревянную церквушку эпохи Возрождения. На ней не было ни крытых позолотой куполов, ни кованых ограждений, ни пристроек: всё по-деревенски просто и убого.
Колокола звонили к обедне. Один из них, будто заболевший, издавал какой-то приглушённый и короткий, безрадостный звук (возможно, лопнул от старости и усталости чугунный корпус).
– Заздравная, - Жульдя-Бандя повернулся к Фунтику, пояснив, - в мою честь.
Тот язвительно растянул губы, предположив:
– А может, заупокойная?..
– В твою. Без меня, дружище, у тебя нет никаких шансов выбраться из нищеты, - Жульдя-Бандя похлопал Фунтика по плечу.
Тот кивнул, аспидной улыбкой заполонил лицо, намекая на то, что на момент их встречи его финансовое состояние в десятки раз превышало состояние того, кто собрался вытащить его из нищеты:
– Сам Бог послал меня к тебе!..
Глава 2. Тарасовский вокзал встречает своих ветреных пассажиров
…В бриллиантовых мечтах друзья добрались до вокзала постройки времён доисторического материализма – плюгавенького строения из красного кирпича, с обшарпанными скамейками, где мечты обрели более приземлённые формы.
Сохраняя вековые традиции, скамейки были исписаны кириллицей. Например, та её часть, на которой впоследствии утвердился Фунтик, несла лаконичное военно-политическое воззвание - «бей макраталавцев». Жульде-Банде же досталось житейское – «Парфён мудак» и «А + С = любовь до гроба». Кто-то из шутников после «гроба» дописал белым фломастером – «бараны оба».
У окошка с серийным номером один – собственно, единственного на вокзале, если исключить окно с угрожающей, жирными кровавыми буквами надписью на стекле «Дежурный по вокзалу» – стояли две женщины возраста преклонной молодости.
Они были явно пролетарского происхождения, даже невзирая на потуги выглядеть несколько вызывающе, по-городскому. Они бурно обсуждали взрыв бомбы в уборной на беляевской свадьбе, где районная газета, питающаяся, как и все провинциальные, – как, впрочем, и центральные газеты, – слухами, сплетнями, домыслами и догадками, принесла в жертву ныне здравствующего хуторского шута Хому.
– Девочки, с позволения сказать…
Женщины прыснули, напомнив Жульде-Банде Хому и Марихуану со свадьбы в Беляевке.
– Девочки, -
– Нет, не мы, а вы, - та, что повыше, указующим перстом правой руки обозначила Фунтика, а левой - его.
За амбразурой кассы № 1 главенствовала дородная тучная женщина, раздражённая систематическими претензиями пассажиров. Они требовали исключительно нижние полки в плацкартных вагонах и на безопасном удалении от туалетов, опасаясь быть удушенными парами аммиака.
Она была медлительна и нерасторопна, как все кассирши железнодорожных вокзалов, работающие за оклад. Её движения умирающей улитки приводили в бешенство тех, чей поезд стоял на перроне в намерении произвести свой прощальный гудок. Потенциальные пассажиры утробно вспоминали её ни в чём не повинную родительницу, под аспидными улыбками хороня на душе яд.
Очередь таяла так медленно, что каждого билетообладателя провожали завистливыми взглядами, как счастливца, выигравшего в лотерею телевизор «Горизонт», а то и вовсе холодильник «Юрюзань».
Через время женщины взяли билеты до Санкт-Петербурга, после долгих мытарств в политических водоворотах вновь обретшего своё девичье имя.
– Поезд Кисловодск – Санкт-Петербург, восьмой вагон, 9-е, 11-е место, - сухо известила кассирша, протянув в амбразуру билеты. Она тут же закрыла полукруглое отверстие табличкой с надписью: «Технический перерыв - 15 мин».
Жульдя-Бандя попытался опротестовать приговор, поскольку сия процедура, судя по расписанию, должна была случиться только через час, но тучная кассирша, с необыкновенным проворством покинув насест, исчезла за перегородкой.
– Вот непруха, это ж надо, а такой чудесный вечер был (А. Розенбаум)… - сопроводил таинственное исчезновение кассирши Жульдя-Бандя, вызвав горькие улыбки на лицах очередников.
Счастливые обладательницы билетов покинули душное помещение вокзала. Они, перебивая друг дружку, потому что получили сведения из различных источников, принялись рассказывать о «втором пришествии Исусика» у излучины реки в Беляевке, за свинарником. Слухи об этом уже к обеду следующего дня облетели весь район…
Минут через сорок королева билетной кассы, не обращая ни малейшего внимания на митингующих пролетариев, возгнездилась в кресло, раскрыв окошко амбразуры. Крохотных размеров его явно не хватало, чтобы впустить надежды отчаявшегося в ожидании народа.
Глава 3. Продолжение прерванной поездки в Санкт-Петербург с беспечными ветреными попутчицами
– Два до Питера, желательно в восьмом вагоне, желательно – 10-е, 12-е места, - Жульдя-Бандя заговорщически кивнул, захлопнув створки глаз, подтверждая, что вожделения будут материализованы.