Золотой Крюк
Шрифт:
— Да, это и в самом деле чересчур много. Я и сам понял, когда читал ТЭО.
— Четыреста процентов, — Марина сделала вид, что не слышала последних слов. — Для того Бородянский и занизил цифры в смете, чтобы не делиться с тобой. Ведь деньги по смете поступают на счет треста. Если бы ты ее утвердил, трест получил бы примерно вдвое меньше, чем следовало, а разницу захапал бы Чеботарев, понимаешь? Высокая рентабельность проекта позволяет ему это сделать. Но ты молодец, честное слово. Ах, да, ты спрашивал, чего я тут с тобой откровенничаю? Все очень просто. Когда Чеботарев увидел, что его план летит в тартарары, он начал
— Ничего, — махнул рукой Бородянский, — мне доводилось слышать словечки и покрепче.
— И что еще обидно — что мне от прибыли Чеботарева ничего бы не досталось. Ни-че-го. Поэтому я хочу договориться с тобой, Лева… Давай вместе поимеем этого мерзавца и приберем его деньги к рукам?
— Можно, — задумчиво сказал Бородянский, которому злость на бывшего сотрудника после слов Марины до сих пор давила горло, — а как мы это сделаем?
— Проще простого. Ты дашь согласие на проект, только смету мы составим другую, завысим ее раза в два. Бородянский не сможет дать обратный ход, и останется ему работать на одну зарплату, которую ему Витас платит. А она не такая уж большая. Он уже завяз, понимаешь, ведь на заводе уже работают…
— Как работают, без моего разрешения? — разве что не вскрикнул Бородянский.
— А ты не знаешь? — воскликнула Марина. — Ах, ну да, он же сам просил меня помалкивать об этом. Они спелись с Тщедушным, я думаю, Чеботарев отстегнул ему.
— Тщедушный пожалеет об этом, — пообещал Бородянский. В припадках гнева он все время остужал себя вином, и теперь уже достаточно захмелел, лицо его покраснело.
— Мне нет дела до Тщедушного, — искренне призналась Марина. — как и до всех остальных. Так что, мы будем зарабатывать деньги или нет? Вы перепишете смету, я укажу, где именно следует поднять цены — я то технологию производства этого бетона от и до знаю. Разницу поделим пополам. Между прочим, получится примерно по пол-лимона на каждого.
Поровну Бородянский не делился ни с кем, но спорить сейчас ему не хотелось. Поскольку деньги все равно будут поступать на счет его треста, то он и будет потом решать, сколько получит его помощница. Заодно Бородянский вспомнил, что изначально пришел сюда с Мариной в расчете проснуться утром в ее постели. Кажется, и здесь все складывалось как нельзя лучше, и он постарался перевести разговор в иную плоскость.
— Твой голос так меня возбуждает, я не могу понять — это из-за слов, цифр или интонаций? — игриво спросил он. — Нет, признаться, мне говорили про Чеботарева, что он мерзавец, но чтобы такой… — Он поднялся, обошел Марину и, обняв ее за плечи, прошептал: — За кого он тебя принимает? Небось, думает, что ты уже сейчас со мной… близка?
— Я бы и не отказалась, — ответила Марина, не оборачиваясь. — Но в мужчинах, признаться, люблю еще одно качество…
— Какое же?
— Нежелание давать себя в обиду, — произнесла Марина, пожалуй, впервые за вечер не покривив душой. — И я очень надеюсь, — продолжила она тихим сладким голосом, — что ты докажешь мне, что являешься именно таким мужчиной.
— Я лично перепишу смету, — пообещал Бородянский. —
— Хочу шампанского, — вдруг сказала Марина.
— Нет проблем, я закажу немедленно!
— Не время. Шампанское без повода — это лимонад с алкоголем. Но я уверена, что когда мы расстелем наш миллион на ковре, у нас будет повод его выпить. Я принесу тебе твой бокал прямо в постель, обещаю — шепотом добавила Марина, блеснув глазами.
Партия была сделана. Бородянский проиграл. Вся прелесть заключалась в том, что он пока об этом не знал.
В "Золотом Крюке" все пока шло по старому. Одни приносили деньги, другие их получали — и снова вносили. Зашел авторитет Альцибульдер, выживший в перестрелке — тот самый, что уже принес "для пробы" сто кусков. С момента его взноса прошли первые две недели, и кассирша послушно отсчитала его доход — пятнадцать тысяч долларов. Авторитет повертел пачку в руке.
— Познакомьте-ка меня с главным, — потребовал он.
Кассирша и рта открыть не успела, как один из сопровождающих Арцибульдера охранников его прикрыл ладонью в кожаной перчатке, другой прошел вперед шефа и нашел кабинет господина Жальгириса. Витек взглянул на гостя, подавил в себе желание выпрыгнуть в окно, встал и мило улыбнулся:
— Вы ко мне?
Авторитет с деньгами в руках бесцеремонно сел в его кресло, приказал, чтобы охранник схоронился за порогом и притворился глухонемым, потом уставился на Витька холодным взглядам, будто прикидывая, с какой части тела лучше начинать его есть.
— Тут мне твоя тетка бабок отвалила… Дык я врубаюсь, эстонец, что у вас контора типа честная?
— Все как положено, — отчитался Витек. — Можем продемонстрировать бухгалтерские книги.
— Я все интересные книги, какие есть, в детстве прочитал: Приключения Буратино и Уголовный Кодекс. На фига мне твоя?
— Я, в принципе, согласен… Вся остальная мировая литература — лишь усредненная профанация перечисленного вами, уважаемый… — сообщил поднатаскавшийся за минувшие дни Витек.
— Мудрено лепишь, — восхитился Арцибульдер. — Видно, ты в делах толк и в самом деле знаешь. Короче: у меня тут миллион без дела валяется — так я его тебе отдам.
— Спасибо, не нужно…
— Если я решил отдать — значит, нужно это тебе до зарезу. Въехал?
— То есть деньги будут у меня, пока вы меня не зарежете?
— Молодец, даром, что из-за бугра, — похвалил Авторитет. — И имей в виду, если ты меня обуть захочешь, я из тебя фарш сделаю. Деньги эти общаковские, врубаешься — то есть почти святые, даже я к ним, прежде чем прикоснуться, руки мою. Конторы типа твоей уже лопались, я знаю — так вот сперва ты мне деньги вернешь, с процентами, а потом делай, что хочешь.
Витек, понимая, что спорить бесполезно, только кивнул утвердительно. Арцибульдер, довольный, поднялся и потрепал его по щеке.
— Да ты не боись, салака, я же не беспредельщик какой! — сообщил он сникшему директору компании. — Зато если вдруг тебя кто обидит — ты только звякни. Вот тебе номер моего мобильника… Я твоих обидчиков сам на дивиденды поделю. Буду отрезать от них по 15 процентов в две недели, врубаешься? — и авторитет заржал над собственной шуткой так, что в офисе чуть стекла не потрескались, а Пашка в своей комнате решил, что в город входят танки, чтобы совершить очередной путч.