Золотой ребенок Тосканы
Шрифт:
— Что происходит?
— Всего лишь землетрясение, — сказал он.
Тряска прекратилась, и я осознала, что он обнимает меня.
— Всего лишь землетрясение? — возмутилась я. — Всего лишь?
Он засмеялся и отпустил меня со словами:
— В этих регионах Италии землетрясения — обыденное явление. Ладно. Толчки кончились. Мы в порядке. Давай вернемся к остальным.
Придя на площадь, мы обнаружили там полнейший хаос. Вино из кувшинов пролилось на белые скатерти. Дети плакали. Старухи молились и бормотали. Взрослые быстро ликвидировали беспорядок.
—
— Мэр, — пояснил мне Ренцо. — Самый важный человек в этом городе. Его здесь уважают. Он правил городом во время войны, и ему хватило мудрости делать вид, что он радушно относится к немцам. Подозреваю, это спасло нас от большого горя.
Я с интересом посмотрела на старика. Значит, он поладил с немцами? Мог ли он предать своих людей, чтобы спасти свою шкуру? А если развить эту мысль — мог бы он выдать Софию, узнав, что она прячет британского летчика? Я не успела додумать, потому что Паола как раз подошла ко мне.
— Где ты была? Я так волновалась! А тут еще землетрясение.
— Прости, — виновато произнесла я. — Я была с Ренцо, он показывал мне дом, где жил со своей матерью во время войны.
Паола повернулась и уставилась на Ренцо.
— Понятно, — кивнула она. — Ну что ж. Главное, что никто не пострадал.
В этот момент имя Ренцо прозвучало — а точнее, было выкрикнуто — через площадь. Козимо жестами подзывал его.
— Где ты был, мальчик?! — крикнул он. — Блуждаешь и оставляешь своего старого отца на произвол судьбы?
— Отец, ты среди ста человек. Любой из них был бы рад помочь тебе, — ответил Ренцо.
— Во время землетрясения? А если бы мне понадобилось двигаться поскорее, чтобы убежать, тогда что?
— Я думаю, что во время землетрясения открытая площадь, пожалуй, самое безопасное место в городе, — ответил Ренцо.
— Значит, теперь ты решил проявить легкомыслие и неуважение по отношению к своему отцу, да? — Козимо подошел к Ренцо, глядя на него с упреком. — Это немецкая девушка так на тебя повлияла? Когда она появилась в нашем городе, я сразу понял, что от нее будут одни неприятности.
— Она не немка, отец. Она англичанка. И я никакого неуважения себе не позволял, просто сказал правду. И вообще, землетрясение прошло, и ты совершенно невредим, так что все хорошо. Давай вернемся к нашему празднику, ладно? — Он взял пожилого мужчину под руку и посмотрел на меня с едва заметной улыбкой.
Когда они уходили, я услышала, как Козимо проворчал:
— Чем раньше она уедет, тем лучше.
Я снова влилась в большую компанию Паолы. Женщины все еще обсуждали происшествие, вспоминая прошлые землетрясения, разрушенные деревни, людей, засыпанных заживо. Они быстро тараторили на местном диалекте, так что смысл сказанного от меня по большей части ускользал, но я кивала в знак согласия, как будто что-то понимала. Я было задумалась о том, как долго обычно продолжается праздник, но этот нам помогла завершить дочка Анджелины, которая начала плакать.
— Мама, я думаю,
— Ладно. — Паола поднялась на ноги. — Пойдем вместе. Я присмотрю за вами, удостоверюсь, что вы добрались до дома и все нормально, и пойду навещу Франческу. Она не пришла, понятное дело. С таким горем мне бы тоже не хотелось веселиться. Отнесу-ка я ей немного наших овощей да прихвачу бискотти, чтобы подбодрить ее, горемычную.
— Кто такая Франческа? — спросила я.
— Вдова Джанни. Бедняжка и так хлебнула горя в этом браке. Она, может, и рада избавиться от него, но как она теперь будет жить? Кто будет ухаживать за овцами и делать сыр, а? Это слишком тяжелая работа для одинокой женщины, и думаю, ей нечем платить какому-нибудь мужчине за работу, даже если она найдет здесь кого-то, кто не работает на Козимо.
Мы распрощались с людьми, сидящими за нашим столом. Меня никогда не обнимали и не целовали незнакомцы. Это было странное ощущение, но вовсе не неприятное — чувство, что я являюсь частью большой, теплой компании.
Мы втроем прогулялись по уже знакомой мне тропинке и оставили Анджелину на ферме кормить ребенка.
— Теперь я пойду к Франческе, — сказала Паола. — А тебе следует немного поспать. У нас был длинный день.
— О нет, — сказала я. — Я не устала. Хочешь, я схожу с тобой?
Широкая улыбка появилась на ее лице.
— О да. Я была бы очень рада. Я люблю компанию, а новое лицо, да еще такая приятная молодая леди, как ты, поднимет настроение Франческе в час скорби.
По правде говоря, желание пойти с ней не было продиктовано сочувствием. Я не хотела упускать возможность поговорить с вдовой Джанни. Может быть, он поделился с ней чем-то из того, что собирался мне рассказать. Паола собрала большую корзину с едой: фрукты и овощи из сада, свежий хлеб и остатки рагу.
— Ей сейчас не до готовки, бедной душеньке, — сказала она.
Мы пошли по дороге, удаляясь от деревни, затем свернули на холм справа от нас. Это был крутой подъем. Я предложила нести корзину и теперь жалела об этом. Я поняла, какая же я еще хилая. «Если мне придется тут задержаться, я обязательно буду помногу гулять», — решила я. И была шокирована, осознав, что вовсе не хочу уезжать, несмотря на неприятности с полицией. И не важно, что я ни капли не продвинулась в поисках истины, мне все равно нравилось быть здесь. Мне нравилось жить с Паолой и чувствовать, что я — часть ее семьи.
Дом Джанни находился на краю леса, который увенчивал холм. Это была скромная ферма, построенная из старого камня, с шиферной крышей, и, казалось, готовая рухнуть в любой момент. Цыплята бродили возле дома. Во дворе сидела на цепи собака. Она поднялась, рыча, когда мы приблизились.
— Франческа! — крикнула Паола своим громким голосом. — Это я, Паола Россини, пришла навестить тебя.
Дверь открылась, и показалась худенькая женщина в черном. Она выглядела так, как будто долгое время только и делала, что плакала. Но ей удалось выдавить из себя слабое подобие улыбки.