Золотой сон
Шрифт:
Голос просветлел.
– - Любовь победила!
Он взглянул...
Уже не было темного...
Это была как бы светлая печаль, знакомая печаль его мечты. Она смотрела ему в глаза долгим, близким взглядом, принимая вид тех, с кем он был дружен, кого любил, -- и светло, беззвучно шептала:
– - Любовь победила!
Сквозь сладкие слезы он взглянул в сияющую ширь полей и вдруг понял, что если бы на них появился Христос, -- Он был бы тут в своем царстве, среди детей своих. И ликующий гул братского труда, как дальняя музыка достигавший его слуха, и смех детей, и голоса с земли и неба, -- все сливалось для него в один торжествующий гимн:
– - Любовь победила!
Трепет счастья наполнил
И проснулось страстное желание вновь очутиться в темном царстве прошлого, чтобы кричать, не уставая, кричать и друзьям и врагам своим об одном истинном, об одном побеждающем... о любви!
Серебристый туман обвил его.
Но уж ему было в нем светло и спокойно.
Он плавал и носился в нем, казалось ему, по каким-то вселенским глубинам, и отовсюду тянулись к нему серебристые нити... нити мыслей о любви, побеждающей мир. И казалось ему еще, что нежные братские руки ласкают и баюкают его.
В сладкой полудремоте он шептал:
– - Пить... пи-и-ть...
Но уже жажда не мучила его.
Туман расплывался.
Он проникал в прохладные чащи, приникал к источникам. И, снова освеженный, выходил на простор полей.
Солнце стремилось к закату.
Дороги заливал людской поток. В одежде преобладал белый цвет. Лица улыбались под цветами. Шумными волнами все стремились в даль, как на веселый пир. На чем-то блестящем по гладким шоссе, взявшись за руки, скользили с быстротой ветра колыхающимися группами. Казалось, волны песен и цветов лились среди притихших полей стремительным водопадом. Бесшумно скользили по полям платформы, рассекая воздух, звуки лютней и скрипок, звенели с них хоровые песни.
Вдали грохотали поезда.
А мимо уносились цветущие поля.
Игрушки-домики смеялись в перелесках. Дети звонко кричали приветствия. Мелькали безтрубные заводы, как гигантские храмы с изразцовыми стенами. Местами вырастали целые города этих громад, города с белыми улицами, узором проволок, переходов, висячих мостов, -- города, пустынные в этот час. За темными провалами их зеркальных окон еще слышалась жизнь металлических чудовищ. Словно их багровые очи, вспыхивали и гасли там последние огни. На плоские крыши выходили запоздавшие и в легких, как стрекозы, лодках присоединялись к народному потоку.
Вверху, как в голубом безбрежном океане, плыли золотистые лодки; крылатые сигары; темные чудовища с багровыми глазами. Сотни голосов кричали с них приветствия и сотни рук бросали вниз цветы. И вот из голубого простора зазвучал нежный голос, -- он упал в сердца мелодией радостного гимна.
Земля, земля...
Наш рай прекрасный...
Дороги, сады, поля и перелески и весь воздушный океан -- отозвались миллионом голосов.
Наш золотой,
Волше-е-бный сад!
Впечатления его были до боли остры.
Он как бы враз воспринимал все эти миллионы существ, лившихся по земле подобно потоку светлых духов, и видел, что они трудились и жили как бы играя в беззаботные игры, и смех их звучал открыто и ясно, как были открыты и ясны их лица. Они напоминали детей, резвившихся под взглядом заботливой матери. И этой матерью была Природа, к груди которой они доверчиво приникли. Здесь не было лиц, омраченных заботой, страшной заботой о самом себе, когда-то разъединявшей людей и делавшей их врагами. Здесь каждый заботился о всех, но это была уже не забота, а -- любовь, всех объединившая. Руки братски протягивались к рукам, глаза смотрели в глаза с доверчивостью тех, кому нечего скрывать и опасаться. Здесь как будто каждый был отделен от другого только телом, а душа у всех была одна, -- веселая, беззаботная, нежная и кроткая
На горизонте вырастал громадный город.
Сверкающие купола его построек взбегали выше, выше, поднимались как белые облака. И вот даль заслонили, -- за широкой рекой, в зелени садов, -- колоннады и портики гигантских зданий из разноцветного мрамора, хрустальные дворцы, круглые вышки обсерваторий, острые шпили башен, словно убегавших к небу. И над всем этим морем зданий вздымался купол Пантеона с фигурой Славы, парящей над городом. Висячий мост через реку, тугой, как струна, был украшен статуями пророков и ученых глубокой древности. По нему поток народа достиг обширной площади перед аллеей героев.
И тут остановился.
Сотни знамен взвились в воздух, синих, желтых, белых, с золотыми надписями. Зажглись тысячи свечей в надвигавшемся сумраке. И, казалось, тысячи солнц осветили аллею героев.
Впереди высоко поднялось громадное траурное знамя.
Перед ним все знамена склонились.
И медленно, вслед за колыхающимся Трауром, бесчисленные толпы двинулись в аллею...
Длинным рядом с обеих сторон, на пьедесталах, увитых плющом и цветами, как бы в храме без крыши, белые изваяния блестели под лучами световых солнц. Герои всех столетий смотрели с пьедесталов, все, кто усилиями мысли и воли, жизнью и кровью своей, в упорной борьбе пролагал пути в светлое царство Мечты, поливая их слезами гнева и муки, своими белыми костями устилая их, -- все они любовной заботой потомков были собраны тут. Бюсты стариков с седыми кудрями, с землистыми лицами, как бы впитавшими сырость тюрем; гордые девушки с горящими решимостью глазами; юноши с кандалами на руках и ногах... А там теоретики мировой борьбы, полководцы мысли, -- все, отразившие в себе, чтобы привести в систему, чаянья веков, поднимали свои гордые головы, как символы мирового движения... В мраморных боках пьедесталов, на золотых и серебряных досках, рука художников тонкими чертами изобразила всю кровь и муку, все геройство прошлого... Он увидал знакомые лица...
Радость, полная печали, острой водной влилась ему в грудь, повлекла близко к этим лицам. Только теперь он увидел истинно родное, близкое, понятное ему, скорбно-дорогое, -- словно душа прошлого, больная всеми печалями мира, понятного ему, раскрылась ему в своей прежде непонятной сущности, влекла припасть к ней, как к груди матери... или к могиле ее, навеки незабвенной. Он вдыхал запах холодного мрамора, жаркими губами приникал к изваяньям.
А из людской, шумно льющейся, лавы вырастал гимн века крови:
Вы жертвою... пали...
В борьбе...
Тоска и жажда томили его.
– - Пить... пить...
Они рвали ему грудь.
Горячие, багровые волны уносили его вдаль.
– - Пить... пи-и-ть...
Он скользил в теплой чаще розовых кустов, вдыхал раздражающий запах сирени, воспаленными губами припадал к цветам, ища хоть каплю влаги.
– - Пи-и-и-ть...
А вдали уже звучал гимн Славы.
Торжественный хорал миллионов голосов как бы потрясал небо и землю, и от близкого где-то движения миллионных масс горячий воздух колебался.