Золотой треугольник
Шрифт:
— Вы едете в Лаос? — удивился портье.
Времена, когда прогулка в Страну миллиона слонов была для посещающих Таиланд туристов приятным времяпрепровождением, миновали. Теперь туристы не получают въездной визы на другой берег Меконга, да и не просят ее, потому что без официального разрешения иностранцы не имеют права покидать столицу. А разрешение не получают даже служащие большинства посольств.
— Вьентьян! — мечтательно произнес старик и почти торжественно достал из ящика стола какую-то бумагу, покрытую письменами, напоминающими орнаментальную вышивку.
— Это пропуск Патет-Лао,
Я недоверчиво покачал головой: пропуск нацарапан на обыкновенном тетрадном листке с датой четырехлетней давности. За столь долгое время в стране, где произошла революция, многое должно было измениться, в том числе и люди, выдававшие подобные документы.
— Вы тоже собираетесь в Лаос? — спросил я скорее из вежливости, а сам подумал: за какую цену можно приобрести такую бумажку?
— Нет. Пожалуй, Вьентьян я больше никогда не увижу, — меланхолически ответил седовласый портье. — А жаль, я провел там немало прекрасных лет.
— Вы француз?
— Нет, я немец, — ответил он.
— А почему вы в Бангкоке? В вашем возрасте вы могли бы получать у себя дома приличную пенсию.
— Я не портье. Отель «Атланта» принадлежит мне, — сказал он просто. Полез в тот же ящик и достал визитную карточку, отпечатанную на прекрасной бумаге.
Там было написано: «Д-р А. Манн, репортер-исследователь УЮ Ньюс». Я не имел понятия, что обозначают слова «репортер-исследователь», еще загадочней выглядела аббревиатура УЮН. Почему у владельца отеля «Атланта» такая визитная карточка? Обыкновенно на визитных карточках указывается профессия или адрес. Почему же владелец отеля пользуется абсурдным термином «репортер-исследователь»? В его отеле более ста номеров, и хотя здание уже явно ветшает, оно представляет собой немалое достояние.
— Поздравляю с успешной карьерой, — сказал я шутливо.
— Она не так блистательна, как вам кажется, — он с философским видом пожал плечами. — Дело в том, что начинал я как офицер абвера.
Если он ждал каких-либо признаков изумления, я не оправдал его надежд! Годы, проведенные в странствиях по свету, научили меня скрывать удивление. Я понятия не имел, зачем ему нужно сообщать о своей принадлежности к тайной службе Канариса иностранцу, которого видит впервые в жизни. То ли с возрастом он утратил осторожность, то ли одолело его старческое тщеславие? Или — и последнее предположение обеспокоило меня — он забрасывает удочку, но что ему надо, я пока не понимаю. Я посмотрел на него внимательнее:
— Давно ли вы живете в тропиках?
— Тридцать пять лет. С конца войны.
На этом наш первый разговор и закончился. Я не знал, продолжится ли он когда-нибудь, но был уверен, что поспешность может лишь повредить. Старик должен разговориться сам, по собственной воле.
Два дня наши беседы ограничивались утренним приветствием да несколькими незначительными фразами. И лишь на третий день мы вновь перешли на более доверительный тон.
— Черт знает что, — обиженно пожаловался он мне. — В «Бангкок пост» обо мне написали, будто я был агентом ЦРУ!
— А вы и правда были? — спросил я осторожно, потому что понял: он сообщает мне это намеренно. Видимо, предполагает, что статья мне известна. Я ведь
— Разумеется! — продолжал он негодовать. — Но разве принято об этом писать? — Возмущение развязало ему язык.
По окончании второй мировой войны он работал на англичан. Позднее опыт господина Манна стали использовать американцы. По его словам, он знавал и принца Сианука, и нескольких таиландских маршалов, жил и в Ханое, и в Сайгоне. Тридцать пять лет в роли посредника и торговца информацией разъезжал между фронтами. Он не принадлежал ни одному из противоборствующих лагерей.
— Почему вы не вернетесь в Западную Германию? — перебил я его.
— Что мне там делать? Германия мертва, — заявил он презрительно.
Этим замечанием он выдал себя с головой. В его словах слышался отголосок слов Адольфа Гитлера, который в осажденном Берлине отрекался от немцев как от нации, недостойной победы. Господин Манн остался представителем старой нацистской армии, рассеявшейся по Аргентине, Испании и Ближнему Востоку не только из страха перед возмездием, но и во имя веры в возможность создания «четвертого» рейха. Он с горечью следил, как его земляки, променяв воспоминания о фюрере на растущее благосостояние, теряли уважение к хранителям очагов коричневой чумы, постепенно угасавшим в дальних краях.
Бывший офицер абвера лишился родины, ибо страну, где родился, он презирал, а ни одной другой стране не был нужен. Его домом стала Юго-Восточная Азия, где он провел тридцать пять лет, борясь против местного населения в интересах иностранцев, которые тоже были ему безразличны. Потом представители белой расы ушли. Перед отелем кроме роскошного личного автомобиля он держал еще и вездеход. Один лишь этот отель давал такой доход, что ему хватило бы на всю оставшуюся жизнь. И все же семидесятипятилетний старик и слышать не хотел об отдыхе.
— В минуту, когда я перестану работать, я умру, — убежденно произнес он.
Я ему верил. У него не было ни семьи, ни детей, а ремесло разведчика отучило его от искренности — залога дружбы. Его прибежищем стал большой, постепенно приходящий в упадок отель с бесконечным потоком туристов. Лаосская виза в паспорте выделила меня из безликой массы французов, американцев, голландцев и японцев, для которых Таиланд был лишь Луна-парком или очередной остановкой в бесцельных странствиях. Я знал, кто такие Суванна Фума и принц Суфанувонг, читал воспоминания генерала Во Нгуен Зиапа о битве при Дьенбьенфу и речи принца Сианука. И потому был для него благодарным слушателем; его рассказы не наводили на меня скуку.
Если бы он умел писать и захотел поделиться с миром своим богатым прошлым, без сомнения, появилась бы увлекательная книга с более полным знанием интриг и поворотов новейших событий в Юго-Восточной Азии, чем у иного профессора истории.
Я не сомневался, что, как многолетний житель Лаоса, он мог бы немало порассказать мне и о наркотиках. В бедной, экономически слаборазвитой стране он должен был с ними сталкиваться. Нелегальная торговля наркотиками, оружием и золотом прежде составляла там основу государственных финансов.