Золотой Трон
Шрифт:
Глава V
1
Торговый караван отходил от западного рынка Лхасы. Раннее утро, едва разбудив город, умывало его росистой прохладой. Марпата не привык к базарной столичной суете. Его удручали торговцы, туда-сюда снующие с гружеными тележками, голоса зазывал, нараспев предлагающих пестроцветье товаров. Но больше всего он страдал от тяжелого густого воздуха, обычного для этих мест. Он впервые приехал в Лхасу, впервые спустился так низко с высокогорий Тибета. Его деревня, затерянная между ущелий где-то на головокружительной высоте, монастырь, в котором он провел многие годы, жили в чистом разреженном горном воздухе. Марпата привык дышать тем воздухом, а сейчас его легкие распирало изнутри. Это причиняло не просто неудобства, это причиняло Марпате боль. Его то и дело душил кашель. Казалось, что вся базарная пыль каким-то невероятным образом оседала в
– Со временем это пройдет. Ты привыкнешь дышать низинным воздухом, – успокаивал Марпату Чинробнобо, видя, как мучается ученик. Но лама хорошо понимал, что страдания Марпаты только начались, что ему предстоит спускаться все ниже и ниже, что воздух будет все гуще и гуще, а город, куда столько лет зовет Марпату его дух, и вовсе расположен в великой низменности, которая низвержена в пропасть. Но этот путь Марпата избрал сам.
Караван, сотканный из множества навьюченных тюками верблюдов, мерно ступал по каменистой тибетской земле. Проводники и торговцы, погонщики и животные, всех соединил он в живой единый организм, направляющийся в богатую солнечную страну Мавераннахр. Там торговцы надеялись выгодно свершить сделки – купить, продать, обменять. Им уже грезился звон монет, которые по дирхему [8] собирали они в динары [9] , чтобы, проверив их вес с точностью до мискаля [10] , с туго набитой мошной возвратиться восвояси. Марпата не разделял алчных интересов торговцев. Его не пленил завораживающий блеск серебряных и золотых монет, которых в Мавераннахре было с избытком. От Чинробнобо он знал, что торговцы едут в эту богатую страну чаще всего, чтобы монетой нажиться на монете. Отсутствие единой монеты позволяло заезжим купцам с молчащей совестью орудовать в Мавераннахре. На одних рынках они скупали высокопробные монеты и продавали их баснословно дорого там, где монеты не отличались качеством драгоценного металла. Этим торговцам Марпата был лишь попутчик. В Мавераннахр он шел лишь за тем, чтобы сменить караван, и уже с новыми, но такими же алчными попутчиками разделить вместе остаток пути.
8
Дирхем – денежная единица Мавераннахра. Дирхем равнялся 1/3 мискаля.
9
Динар – денежная единица Мавераннахра. Динар весил 2 мискаля.
10
Мискаль – весовая денежная единица Мавераннахра в XIV веке.
Живя в высокогорном монастыре, погруженный в постоянные занятия над совершенствованием своего духа, Марпата все же находил время, чтобы разговаривать с Чинробнобо о тех странах, куда ему надлежало отправиться. В беседах с наставником он понял, что Мавераннахр, эта прекрасная, все еще богатая страна находилась сейчас в состоянии совершенной раздробленности, что в ней было несколько крупных владений, которые, никому не подчиняясь, неустанно враждовали друг с другом. Он так же знал, что каждый год приносил Мавераннахру новые неурядицы и положение в стране только ухудшалось. Он знал, что на дорогах Мавераннахра бродячие разбойники нередко грабили беззащитных торговцев и некуда было деться от их кровожадности. Но все же день за днем, шаг за шагом приближали его к этой стране.
2
Он был молод и силен. В его теле бурлила энергия, неиссякаемый источник которой он черпал с Небес. От рождения он был недюжинно крепок и вынослив. Со временем его высокий рост, широта в плечах и жилистая мускулатура стали вызывать зависть сверстников. Старики, заглядываясь на него, вздыхали, вспоминая свою разудалую юность. Тимур же не замечал ни красоты своего тела, ни молодецкой силы, бурлящей в нем. Он смотрел на мир сухими без блеска глазами, карими, почти черными, взгляд которых перемещался медленно, ленно, а устремившись на собеседника, прожигал его насквозь. С годами его гордый профиль стал напоминать профиль властелина, и если не властелина мира, то властителя многих людей, которые шли за ним безотчетно и безоглядно, как идет стая волков за своим вожаком. Сила его притяжения была непостижима. И невозможно было сопротивляться, находясь в этих дьявольских путах одурманенного сознания. Тимур был справедлив с теми, кто шел за ним. Он был благороден той мерой благородства, какая бывает присуща вожаку хищной стаи. Но Тимур был беден. И хлеб насущный он добывал себе в стремительных жестоких набегах и грабежах. Никому не было пощады в тех хладнокровных схватках: ни безоружным мирным жителям, ни отарам овец, безмятежно пасущимся на пастбищах, ни одиноко бредущим путникам, ни богатым торговым караванам. По добыче и дележ. Все честно,
Караван ждали три дня. Давно донесли Тимуру, что в скором времени пройдет он здесь. И вот все тимурово войско прибывало в предвкушении легкой наживы. Тимур жаждал завоевания и подчинения его воле. Молодого барласа влек вкус насилия и вкус власти. Это вдохновляло его больше, чем звон награбленных монет, чем разудалое гулянье после головокружительного набега. Все, что ему было нужно, это видеть себя победителем.
Укрылись за холмом в небольшой катальповой рощице. Подрагивая, даль струилась миражами. Множество глаз в ожидании каравана вглядывались в черту вечно недостижимого горизонта. Только ветер, только крик одинокого орла в вышине нарушали первозданную тишину.
Тимур загляделся на свободного гордого хищника. Он парил в небесах одинокой тенью, еле различимой точкой, чтобы сквозь разорванное в клочья мгновение обрушиться на несчастную жертву, повинную лишь в том, что она оказалась в поле его алчного зрения. Птица, тяжело, редко взмахивая крыльями, плыла в воздухе. Тень ее, коснувшись горизонта, принимала все более четкие очертания. «Возможно ли такое», – подумал Тимур, но тень, способная к перевоплощению, обернулась вдруг едва узнаваемым станом верблюда. Глаз Тимура еще не решался назвать мираж явью, а безотказное чутье подсказывало: «Добыча близка».
3
Длительный переход из Лхасы в Кеш близился к концу. Марпата устал от утомительных, длиною в световой день, переездов, устал от бесчисленных ночлегов в становищах кочевников. Он, привыкший к высокогорью, с трудом переносил подобное путешествие. Равнинный воздух казался липким и пыльным. Давило грудь. Но все же эти неприятности не мешали Марпате любоваться невиданными ранее земными пейзажами, где совсем другие реки, другие деревья, другие люди. Они росли по-другому, жили по-другому, думали иначе. Марпата вглядывался в новые лица, вслушивался в неведомые ему языки. Все это оседало в душе новым, едва начавшим формироваться взглядом. Этот путь, добрую половину которого он еще не прошел, был первым самостоятельным шагом на пути его новой жизни.
Все чаще встречались пашни и виноградники. Он восхищался абрикосовыми деревьями и цветущими смоковницами. Он дивился неведомому миру, в котором так ярко светило солнце, где так бурно все цвело и благоухало, взлелеянное тем воздухом, который был ему непривычен.
Вдали показались белые купола. Еле различимые, они почти сливались в общей картине созерцания. Сердце Марпаты забилось. Кеш, город, где ему надлежало сменить попутчиков и с новым караваном тронуться в путь. Он уже рисовал в сознании этот переход, в мыслях он торопил время и представлял, как будет въезжать в ворота города, как…
Мысли Марпаты прервал перестук конских копыт. Стремительно приближаясь, он доносился сзади, словно множество скакунов состязалось с ветром. Вот уже всадники окружили караван. Неповоротливые, груженные тяжелыми тюками верблюды остановились, послушные сильным рукам чужаков, взявшим их под уздцы. Погонщики, торговцы… Смятение и хаос охватили караван прежде, чем пришло осознание беды. Преодолев великое расстояние, дойдя почти до цели, быть разграбленными, раздавленными шайкой разбойников! Что могло быть хуже?!
Крик, гиканье и ругань – все смешалось в пронзительный единый вопль расправы. Марпата от неожиданности опешил. Безоружный, не привыкший отвечать насилием на насилие, он, восседая между верблюжьих горбов, растерянно озирался по сторонам, стараясь сообразить, что же делать дальше.
Все произошло, как во сне. Воздух для Марпаты вдруг сделался густым, словно древесная смола, и в этом дрожащем мареве летел на него жаждущий крови всадник. Вороной жилистый конь легко нес его на себе. Длинная струящаяся грива густыми волнами касалась колен седока, сильного рыжеволосого юноши. В смятении мыслей Марпата отметил его недюжинную широту в плечах, его высокий рост. Глядя на несущегося навстречу всадника, фибрами души он ощутил его огромную волю, словно в жерле вулкана клокочущую в нем жажду крови. Марпата почувствовал ее привкус на губах. Стало жутко. Но каждый мускул словно затвердел в нем, и он, не отдавая себе отчета, пристально смотрел на всадника. С каждым мигом расстояние между ними таяло. Видимо, этот короткий миг пребывал вне общего хода времени, ибо все в нем замедлило свой ход. В этот миг Марпата осознал происходящее, так внезапно обрушившееся на него. Его ужаснувшийся дух всем своим естеством воспротивился кажущейся неизбежности, восстал, погрузив тело Марпаты в оцепенение, отразившись во взгляде всей своей нечеловеческой силой противостояния. Словно наваждение в сознание вплыл голос учителя: «Вздохни о Неречённом, и ты станешь другим, новым человеком. Этот вздох перенесет тебя в безмерность. Он обновит твое сознание. Ты сможешь изменять события, которые многим будут казаться неизменяемыми».