Золотой Трон
Шрифт:
Алексий остановился. Нехворобин сделал шаг навстречу митрополиту.
– Владыка! Вот и свиделись, – боярин склонился пред Алексием в почтительном поклоне. – Знаю, о чем молва на Руси идет, да только не мы это. А кто убил Хвоста, и нам неведомо. Боялись, что на нас подозрение падет, вот и подались в Рязань, к князю Олегу. Сюда с ним приехали, – скорогов'oрил, словно оправдывался, боярин.
Взволновала Алексия нежданная встреча с Нехворобиным. Внимательно выслушал он рассказ беглого боярина. Не время было судиться да рядиться, тем более в татарской ставке.
Алексий посоветовал боярину, не мешкая, прийти на поклон к Великому Князю. Неужто не выслушает Иоанн Иоаннович своих опальных бояр,
3
Несколько дней прошли в бесплодном ожидании. Алексий видел, как нервничал великий князь, расценивая молчание Бердибека нежеланием принимать у себя русских князей. Князь Иоанн перебирал в голове все оплошности, какие мог невольно допустить, находясь в татарской ставке. Он просчитывал каждый шаг. Он принял у себя Семена Нехворобина и тех беглых бояр, которых считал повинными в смерти Алексея Хвоста. В другое время туго бы им пришлось, но сейчас, по наставлениям Митрополита, он простил их.
У Алексия на душе тоже было неспокойно. Конечно, Тайдула замолвит слово перед Бердибеком, но кто знает, чем оно отзовется в его сердце? Не вызовет ли это гнев хана? А может, молчание Бердибека – немой ответ русским на просьбу ханши?
В томительном ожидании время уподобилось тугой струне, которую, вытягивая, истончая, испытывали на прочность. Где тот миг, когда зазвучит она нужным голосом, или, не выдержав, разорвется, лопнет, а вместе с ней лопнут и надежды? Но ничего не бывает вечным, хотя в вечность уходит все. Наконец, и Бердибек соизволил принять у себя русских князей. Здесь уж не до распрей, не до ссор. Всем миром пошли на поклон к татарскому хану.
Выслушал Бердибек Иоанна обо всем, с чем пришел к татарскому хану великий князь Русского Улуса, а как только тот завел разговор о бедности русских княжеств, движением руки остановил его.
– Так вы говорите, – обратился Бердибек к князьям, – что спор у вас, кому какими землями владеть?
Чего греха таить, этот вопрос и впрямь волновал и великого князя Московского, и князя Рязанского. Их несогласия в сопредельных землях давно ждали разрешения, но сейчас важнее было другое, о чем Бердибек даже не позволял заикаться.
У Иоанна стучало в висках. Не мог он уехать из татарской ставки, не испросив ханской милости не повышать выхода, но и Лопасни тоже не хотел лишаться. Разве зря отец его и брат кровью и потом приобретали нынешние позиции Московского княжества?!
– Мое слово будет таким, – Бердибек окинул взглядом русских князей, – левобережье Рязанское отдаю Московскому княжеству, стало быть, тебе, Иван, а Коломну закрепляю за Рязанью.
Иоанн невольно вздрогнул, бросив взгляд на князя Олега. Тот же ни единым жестом, ни единым мускулом не выказал досады, что земли его отошли Москве. Приклонив голову, он покорно стоял перед ханом.
В душе великий князь давно ощущал непрочность этих земель. Конечно, потеря Лопасни досадно легла на сердце, но не все было так плохо. С приобретением Рязанских земель у него появился контроль над Муромом. А это многого стоило.
– Да, вот еще, – словно невзначай бросил Бердибек, – моя величайшая милость безгранична, я не стану повышать выхода на Русь. Пусть все останется по-прежнему.
Иоанн так долго ждал этих слов, а сейчас его сердце не верило в то, что они осознанно сошли с уст Бердибека. Господь услышал их мольбы. Стало быть, не зря, всю ночь молился перед образами Алексий. Стало быть не зря нанес он визит Тайдуле, не зря облачался в подаренные ею одежды. Ханша, помня доброе, сумела
Глава X
1
С тех пор как Марпата покинул аптекаря Зульхакима, он больше не появлялся в землянке Коддуса. Жизнь его круто изменилась. Теперь он жил во дворце Харун ад-Дина. Их первая встреча произвела такое впечатление на эмира, что тот ежедневно приглашал к себе Марпату, и они подолгу беседовали вместе. Дни для Марпаты теперь проходили, нет, пролетали, словно птицы, от рассветного горизонта до закатного окоема, вновь возвращаясь к рассвету. С рассвета до заката он то проводил часы в беседах с эмиром, то врачевал знатных вельмож, которые, прослышав об иноземце, упрашивали Харун ад-Дина показать им Марпату. Интерес к нему возрастал. Эмира прельщали не только лекарские знания юноши, но и его острый ум, обширный кругозор. Будучи ровесниками, они беседовали о длинных караванных переходах из страны в страну, о звездах, обо всем, что приходило на ум молодому эмиру. Но больше всего ему нравилось необычное мышление Марпаты. Здесь, в этих низовьях Итили, люди мыслили по-иному. Харун ад-Дину были в диковину необычные суждения Марпаты о жизни и ее предназначении. Эмир пытался понять своего лекаря.
Несмотря на то что Харун ад-Дин все сильнее привязывался к Марпате и знал о нем многое, сам он не допускал иноземца в свою жизнь. Марпата знал лишь то, что Харун ад-Дин был очень богат, а его покойный отец, некогда один из самых влиятельных эмиров Хаджи-Тархана, оставил ему знатное положение в обществе. Марпата знал, что Мухаммад ад-Дин, так звали отца Харуна ад-Дина, состоял в кровном родстве с правящими ханами Улуг-Улуса, а значит, и он, и Харун ад-Дин имели честь быть Чингисидами – представителем славной династии великого Чингисхана. Мухаммад ад-Дин был в тесных добропорядочных отношениях с родственником по крови – Хаджи-Черкесом – сыном хана Джанибека от наложницы. После смерти Мухаммад ад-Дина эта связь сохранилась и с Харун ад-Дином.
Дни летели. Но в их плотной нескончаемой череде Марпата часто думал о дядюшке Коддусе, которому так и не сообщил о своем уходе от аптекаря. Груз вины тяготил сердце. Ведь старик отнесся к нему, как к сыну – приютил в своей тесной сырой землянке. Это ему Марпата был обязан теперешним положением. Если бы Коддус не пристроил его учеником к аптекарю Зульхакиму, вряд ли сейчас он был приближенным эмира.
А между тем Коддус, потеряв всякую надежду увидеть своего постояльца, проводил дни в одиночестве. Нужда вновь заставила его вернуться к городской стене. Дни напролет он вновь стоял с протянутой рукой, собирая жалкие крохи на кусок лаваша. Коддус чувствовал, что Марпата жив и здоров, что он просто ушел от него. «Что ж, так бывает, – успокаивал себя Коддус, – люди не всегда оправдывают ожидания. Нельзя их за это судить», – и, вздыхая, нерешительно протягивал руку прохожему торговцу. За всю свою нищенскую жизнь он так и не избавился от чувства стыда перед подающими ему милостыню.
Дела Марпаты шли неплохо. Он пользовался расположением эмира. Вместе с тем запасы тибетских трав, что привез он с собой в Хаджи-Тархан, таяли на глазах, а необходимость в них возрастала, потому как слух об иноземном лекаре распространился по городу быстро. Вся городская знать шла к нему за исцелением от недугов.
Три дня Марпата скитался по городским рынкам, в надежде отыскать человека, который бы отправился в Лхасу. Но все было тщетно. На такой дальний переход отваживался не каждый. Тогда он стал искать человека, который бы согласился в каких-либо других азиатских странах купить необходимые ему травы, хотя он понимал, что многие травы можно было найти лишь у него на родине.