Золотые эполеты, пули из свинца
Шрифт:
– Так что, молодцы, по данным аэропланной разведки, неподалеку, верстах в пятидесяти отсюда, находится вражеский бронепоезд. Его следует захватить и на нем же прорваться назад, к своим. Главное – не упустить одного матерого супостата, который там, в бронированной дуре, может находиться. Скрывать не стану: задача сложная, дело опасное. Знайте: на этом пути нельзя будет остановиться, повернуть назад. Мы пойдем до конца! Поэтому вызываю я только охотников, кто костлявой старухи с косой не боится, кому или грудь в крестах, или голова в кустах! Эй, взводные! Если кто из ваших орлов по-русски плохо понимает, так поясните, что я сейчас сказал. Даю минуту на размышление, –
Он достал из кармана кителя позолоченную луковицу «Мозера», щелкнул крышкой. Эти швейцарские часы подарил Сергею год тому назад командующий Юго-Западным фронтом генерал Николай Николаевич Юденич, как знак своего одобрения и благодарности за уникальную по степени риска операцию, которую Голицын провел в турецком тылу.
Солнечный лучик отразился от блестящего выпуклого бока хронометра, веселым зайчиком запрыгал по плацу. Прошла минута.
– Охотники, шаг вперед! – громко скомандовал поручик.
Вперед дружно шагнула вся шеренга…
– А вы чего хотели, князь? – усмехнулся стоящий рядом с поручиком Николай Гумилев. – Я же говорю: здорово на абиссинцев смахивают. Чтобы кто вперед не шагнул? Да это же стыд, такого за труса держать станут, что для них страшнее смерти. Вон, кстати, и фельдфебель, точно по заказу, видите? Георгий IV степени, медаль «За храбрость», да еще и крест ордена Святой Анны III степени… А уж выглядит-то как! Этакая диковатая суровость во взоре…
– Да, хорош, – согласился Голицын. – Хоть картину с него пиши. Лишь бы по-русски прилично говорил.
Удача улыбнулась Голицыну: приглянувшийся им с Гумилевым фельдфебель превосходно понимал русский язык и вполне прилично, хоть с характерным клекочущим акцентом, говорил на нем.
Ибрагиму Юсташеву в этом году исполнилось сорок лет. Для горца это возраст зрелого расцвета, лучшие годы мужчины, когда сил еще немерено и уже приобретен драгоценный опыт.
Юсташев был высокого роста, очень плотного телосложения. Его густые черные волосы с легкой проседью чуть курчавились, нос с характерной горбинкой хищно выдавался вперед, напоминая клюв ястреба. Крепкие, точно литые скулы довершали лепку его запоминающегося лица. Темно-карие, чуть навыкате глаза поблескивали из-под сросшихся на переносице густых бровей. Правую щеку Ибрагима пересекал бугристый шрам, придавая его лицу свирепое выражение. Конец шрама терялся в густой черной бороде.
Бороды в русской армии нижним чинам и унтерам не полагались, но для уроженцев Кавказа делалось исключение: национальная традиция, что за черкес без бороды?
Завершающим штрихом внешнего облика Ибрагима Юсташева служил длинный кинжал, висевший на его ремне в кожаных ножнах. Кинжал оказался непростым, чем фельдфебель не преминул похвастаться перед поручиком: это было наградное оружие от генерала Каледина, на рукоятке которого сверкала бронзовая пластинка с гравировкой золотом: «Фельдфебелю Ибрагиму Юсташеву от генерала Каледина. За примерную доблесть и неустрашимость». Кинжал Юсташев получил за подрыв австрийского склада боеприпасов. Он и еще двое горцев вырезали полтора месяца назад охрану склада – не меньше взвода! – и устроили знатный фейерверк.
Общее впечатление от внешнего вида Юсташева было, конечно, таким: «Не дай бог встретиться в лесу ночью!»
При всем том Юсташев оказался толковым и понятливым воякой; замысел, который изложил ему Сергей Голицын, очень фельдфебелю понравился.
Как же собирался поручик с небольшим диверсионным отрядом пробраться за линию фронта, через глубоко эшелонированные оборонительные порядки противника?
План Голицына, который
Лишь бы оказаться в австрийском оперативном тылу, на неприятельской территории, а там дело легче пойдет.
– Словом, орел, – обратился Голицын к звероватому фельдфебелю, – подбери мне отборных молодцов! Знаю, что все отличные солдаты, бывалые вояки с немалым боевым опытом. Знаю, что они наверняка не раз участвовали в горячих делах. Но мне нужны лучшие из лучших. И чтобы плавать каждый умел.
– Сдэлаю, ваше благородие! – козырнул тот. – Джигитов падбэру!
– А ты, Ибрагим, обращайся ко мне проще, – улыбнулся Сергей. – Мы не на смотр собираемся, нам вместе жизнью рисковать. Можешь «господин поручик», а еще лучше – «командир». Коротко и ясно. И подбери таких, чтоб по-русски хоть мало-мальски понимали и объясниться могли. Там ведь у нас каждая секунда на счету будет, каждое слово – на вес золота. Чтоб приказал я или прапорщик Гумилев – и без промедления все исполнялось. Понял?
– Так точно, камандыр!
– Вот так-то лучше. Приступай, Ибрагим-оглы.
Своих земляков и соратников по пластунской роте Ибрагим Юсташев знал превосходно, поручик Голицын не ошибся с выбором помощника. Но представления о боевой ценности людей у горца были своеобразные. Юсташев пружинисто шагал вдоль шеренги, изредка роняя одну-две коротких фразы:
– Ты нэ пойдешь, в ауле три жены и дэвять детэй. А у тэбя мать одна. А ты по-русски нэ понимаешь. Э, нэт! Ты храбрец, но соображаешь туго. Тупо сковано – нэ наточишь! А вот ты молодой, надо опыт, надо мужчиной становиться. Ты, кроме барашка, кого-нибудь рэзал?
– Я всэх рэзать могу! Клянусь мечетью! – обидчиво вскинулся молодой аварец. – На ком показать?
– Вах! Горячий какой! На враге покажешь! Тэперь ты. Храбрец, да? Умный – хитрый, как лиса, да? А плаваешь, как топор. Нэт, и нэ проси. Нэ пойдешь: зачем камандиру утопленник?
– Ну, подберет он нам отборных головорезов! – незаметно, чтобы не обидеть Юсташева, посмеиваясь, шепнул Гумилев Сергею.
– Вот и славно! – кивнул Голицын. – Нам башибузуки и потребны в таком лихом деле.
В этот момент к Голицыну и Гумилеву подошел высокий стройный мужчина в новой форме поручика конно-егерского полка. Сейчас Щербинин выглядел не в пример лучше, чем сутки тому назад, когда двое молодых казачьих хорунжих доставили его в штаб Юго-Западного фронта, огородное пугало он уже не напоминал. И все же от его лица, обезображенного грубыми ожоговыми шрамами, тянуло отвести взгляд.
Он коротко козырнул:
– Господин поручик Голицын? Позвольте представиться: поручик Анатолий Щербинин. Командирован генералом Брусиловым в ваш отряд, поступаю под ваше начало.