Золотые эполеты, пули из свинца
Шрифт:
Ванчура даже засопел от возмущения, на полных щеках коменданта выступили красные пятна. Он с неимоверным трудом удержался от грубого ответа. Да, среди его людей, которых фон Гетцендорф неведомо зачем приказал заменить на босняков, было много уроженцев Чехии. Но это нужно быть тупой прусской образиной, чтобы сравнивать их с босняками!
Босняков комендант бронепоезда, как и подавляющее большинство чехов, терпеть не мог, считая их разбойничьим сбродом. Самый вид босняков, не говоря уж об их языке, вызывал в нем отвращение. Хороши братья-славяне, нечего сказать! Какие ж, к дьяволу, славяне, ежели они магометанской
– Где-то через полчаса закончат, – буркнул комендант. – Работа нелегкая, герр полковник. Один запашок чего стоит, ведь с ног валит! Хотел бы я знать, что там, в вашей любезной цистерне. Похоже, канализационные стоки…
Войтех Ванчура мог позволить себе слегка по-фрондировать, вести себя по отношению к Хейзингеру довольно дерзко: в конце-то концов, комендант бронепоезда не состоял в прямом субординационном подчинении немцу. Они служили хоть в союзнических, но разных армиях и присягу приносили разным императорам. Ванчура – Францу Иосифу, а Хейзингер – кайзеру Вильгельму II. Военный человек прекрасно поймет этот нюанс.
Понимал его и Рудольф Хейзингер. Слова Ванчуры весьма разозлили полковника, но вида он не подал, лишь нижняя губа немца презрительно оттопырилась.
– Это, милейший, совершенно не ваше дело, – резко ответил он. – А любопытство, знаете ли, кошку сгубило.
Не объяснять же этому толстому дураку, что в цистерне – действительно фекальные воды, но не простые канализационные стоки, а с добавкой заботливо выращенной культуры тифозного микроба! Теперь его концентрация – титр, как говорят микробиологи, – в десятки, а то и в сотни тысяч раз выше, чем бывает в обычных природных условиях. Что же поделаешь, если питательной средой для микроба брюшного тифа являются именно фекалии?
С минуту оба молчали. Затем полковник счел выдержанную паузу достаточной. Он поднял на коменданта бронепоезда свой ледяной взгляд, изобразил улыбку.
– Вот, кстати, от Конрада фон Гетцендорфа никаких новостей? – вроде бы нейтральным тоном поинтересовался Хейзингер. Его вопрос содержал совершенно очевидный подтекст: мол, вспомни, чешская свинья, что приказывал тебе фон Гетцендорф, и осознай, кто тут главный.
Войтех Ванчура прекрасно этот подтекст уловил:
– Он проводил Его Высочество эрцгерцога в Вену и пожелал вам успехов.
– Успехи будут. Еще какие! – уверенно сказал Хейзингер. – Но в том только случае, если вы станете помогать, а не мешать мне. Это, кстати, ваш прямой долг. Вы поняли меня, не так ли?
– Так точно! – мрачно откликнулся Ванчура. Возразить было нечего. Этот раунд остался за Хейзингером.
На столе перед полковником лежала топографическая карта восточной Галиции, причем на обычную трехверстку были нанесены гидрографические данные: значки водоразделов, углы падения водоносных горизонтов. На нижнем срезе карты виднелась полоска цветной шкалы относительных высот.
– Посмотрите, майор, – Хейзингер указал кончиком карандаша точку на карте. – Наш бронепоезд сейчас находится вот здесь. А вот, поблизости от разъезда, два речки: Горынь и Серет. Бог мой, что за варварские названия, не выговоришь! Речки текут с запада на восток. Чуть дальше, примерно в пяти-шести часах полного хода, имеется железнодорожный мост через Серет. Ваша задача: немедленно и возможно скорее добраться до этого моста и опорожнить цистерну
«И тогда не пройдет и суток, как зараженные фекальные воды окажутся на русской стороне», – подумал про себя Рудольф Хейзингер.
– Что касается немедленно, то ничего не выйдет, – развел руками Ванчура, почувствовав при этом злобноватое удовлетворение. – В котлах мало воды, да и запас угля нужно пополнить.
– Как мало?! – удивился полковник. – Вы же заправлялись в Лемберге!
– А вы по своей карте посмотрите, где Лемберг, а где мы, – откликнулся комендант. – Сто двадцать верст! Паровоз потому и называется паровозом, герр полковник, что выпускает пар, расходуя при этом воду. Тем более что наши паровозы тащат не обычный состав, а тяжеленную бронированную махину. Нет, воды осталось в обрез, да и угля в тендерах – кот наплакал. До вашего моста мы, конечно, доберемся, но вот потом… Придется солдатскими котелками воду из Серета носить, иначе встанем. Да все едино встанем, чем загружать паровозные топки?
Нет, перспектива встать, да еще сразу после совершения «акции», Хейзингеру совершенно не улыбалась. В паровозах полковник разбирался примерно так же, как Войтех Ванчура в микробиологии, так что ему ничего не оставалось, кроме как поверить коменданту бронепоезда на слово.
– Где, в таком случае, ближайшая водонапорная башня и угольный склад? – недовольно спросил он.
– В Збараже. Это пятнадцать верст. Но в противоположную от моста через Серет сторону.
– Так не тяните время, черт бы вас побрал! Отправляйтесь в этот Зб… Збр… Великие небеса, нормальному человеку такое нипочем не выговорить! Шевелитесь и заставьте пошевеливаться вашу вшивую команду, содержимое цистерны может испортиться!
«Куда ж ему больше-то портиться, этакому гнилью?» – подумал Ванчура, но промолчал.
…Полковник Рудольф Хейзингер в нетерпении прохаживался по грязному, заплеванному шелухой подсолнечных семечек перрончику станции Збараж, дожидаясь, пока бронепоезд будет заправлен. Задержка раздражала его необычайно, но ничего нельзя было поделать. Да еще обслуга бронепоезда двигалась, точно сонные осенние мухи!
И здесь воздух был пропитан густыми запахами креозота и каменноугольной смолы, к которым теперь добавлялась идущая от прицепленной к бронепоезду цистерны гнилостная вонь. Но полковник давно притерпелся к этому запаху, не замечал его.
Сверху вдруг послышался странный рокочущий звук. Хейзингер запрокинул голову, посмотрел в зенит. Прямо над станцией, снижаясь по широкой спирали, летел аэроплан с изображением двуглавых орлов на нижних плоскостях.
Русский аэроплан.
11
К намеченному Голицыным месту переправы через Стырь его отряд выдвинулся в три часа пополуночи, поручик специально подгадал к этому времени, которое у караульных русской армии называлось часом «между волком и собакой». Человеческую физиологию трудно обмануть! Давно известно, что именно в это время перед рассветом спать хочется сильнее всего, внимание рассеивается, движения замедляются… Самые трудные вахты и караульные смены приходятся на это время! На сонных осенних мух становятся похожи в этот час вахтенные и часовые, особенно если они из «молодых» и к службе непривычных.