Золотые века [Рассказы]
Шрифт:
— Я вас понимаю, — говорит секретарша. — Но все-таки, может быть, вы помните, были ли на улице другие свидетели?
— Да, — врет Жорди Жуан, — у палатки была большая очередь.
Он говорит это, чтобы отвлечь от себя интерес секретарши, чтобы раствориться в толпе, которой на самом деле не было. Ему доподлинно известно, что все испарились еще до появления „скорой помощи“ и что никто не захочет давать какие-либо показания.
— Вы могли бы дать нам координаты кого-нибудь из свидетелей?
Этот вопрос выводит его из себя. И почему только люди — такие идиоты? Для секретарши сейчас ничего в мире не существует, кроме ее работы, и, следовательно,
— Когда вы покупаете пончики в палатке на углу, вы знаете других людей, которые стоят в очереди?
Смущенная его резким тоном, секретарша отвечает не сразу. Потом она вежливо замечает:
— Да, знаю. Обычно это люди, которые живут в соседних домах.
Жорди Жуан опускает трубку. Правильный ли это шаг? Как ни крути, судебно-медицинский эксперт — представитель власти, и его секретарши — тоже, а он отказался сотрудничать с ним и умышленно солгал. Наверняка это нарушение закона. Жена заглядывает в комнату:
— Хочешь поговорим?
Пять месяцев, которые отделяют эти события от дня суда, становятся самыми несчастливыми в его жизни. И происходит это потому, что если бы Жорди Жуану пришлось объяснять кому-нибудь причину своих страданий, то он бы не смог выразить ее словами, а если бы вдруг ему удалось растолковать собеседнику, что его мучает, то тот наверняка не признал бы за ним права на переживания. В конце концов, он же ни в чем не виноват. Да и никто не предъявляет ему никаких обвинений. Он предстанет перед судом в качестве свидетеля, только и всего; вся операция займет не больше десяти минут. Почему же он должен бояться осуществления правосудия?
Люди, которые так рассуждают, совершенно правы. Но, в отличие от них, ему придется явиться в суд. А там под увеличительным стеклом закона любая песчинка может стать настоящей горой. Жорди Жуан не знаком ни со сложным механизмом юриспруденции, ни с его взаимодействием с другими структурами. Ему не надо было окликать мальчика, да и массировать ребенку грудную клетку тоже не стоило. Врач больницы знает, что он сделал и то и другое. Доктор показался Жорди Жуану порядочным человеком, но это, однако, отнюдь не гарантирует, что, отвечая на вопросы полицейских, он не расскажет обо всем чистосердечно. В распоряжении комиссара полиции есть чистый лист с его подписью. Хорошо, хорошо, это уже почти мания преследования. Но Жорди Жуан за последнее время понял, что в противоестественных обстоятельствах наши мысли текут тоже противоестественным образом: хотя он и не верит в заговор, но не может выбросить эту историю из головы. День за днем его преследуют странные и смутные идеи. В довершение всех бед секретарша судебного врача почему-то больше ему не звонит. Это добрый знак или, напротив, зловещий?
В разговорах с женой они не обсуждают эту тему всерьез, но и не могут полностью забыть о ней. Когда-то давно его супруга, специалист по детской психологии, объяснила ему, что для разрешения назревшего конфликта необходимо дать проблеме всплыть на поверхность, а не прятать ее, как бы это ни было больно. Если действовать иначе, то отношения неизбежно портятся.
Жорди Жуан не хочет давать этой истории всплывать на поверхность, в первую очередь потому, что ему неясно, где эта самая поверхность располагается да и существует ли она вообще. Когда жена пытается втолковать ему, что он стал жертвой больного воображения, перемежая доводы ласками, когда она утверждает, что жертвы очень часто испытывают чувство вины, он понимает правильность всех ее рассуждений, но уже через секунду возвращается
За несколько дней до суда жена ставит на стол салатницу, садится на стул, радостно смеется и ликующим голосом сообщает:
— У меня отличные новости!
По выражению ее лица можно догадаться, что она ждет от него догадок и предположений. Но он молчит.
— Судья у тебя — женщина, и это подруга моей подруги.
Жорди Жуан всегда ненавидел сыр в салате. Он десять тысяч раз говорил жене, что не выносит эти дрянные кубики, которые отдают мукой. А она уже десять тысяч раз клала противный синтетический сыр в салат. Ей не нравится, когда в салат кладут сельдерей. Он готовил салат десять тысяч раз и в последних девяти тысячах девятистах девяносто девяти случаях не клал туда сельдерея. Если ты психолог, тебе по профессии полагается уметь слушать других. Жорди Жуан втыкает вилку в листики салата.
— Ты все последние проклятые шесть месяцев, целых полгода, твердила мне, что на суде все будет в порядке, потому что мне нечего скрывать. И вот теперь вдруг сообщаешь, что все эти шесть месяцев, целых полгода, изо всех сил старалась сделать так, чтобы судьиха оказалась подругой твоей подруги.
— Ты думаешь, я разбираюсь в законодательстве? — обижается она. — Это была идея моей подруги, и мне объяснили, что в ходатайстве о переводе дела в суд другого района ничего противозаконного нет.
Только с этой женщиной Жорди Жуану хотелось разговаривать после секса, поэтому он и женился на ней. Однако теперь ему нечего ей сказать. Он встает из-за стола.
— Теперь я понимаю, почему люди заводят собак. По крайней мере, у них всегда есть повод выйти из дома.
— Ты сделал из ничего не значащего события проблему чрезвычайной значимости, поэтому самое лучшее, что я могу предпринять, — это окружить тебя знаками любви и внимания.
Жорди Жуан смотрит в потолок — впервые с тех пор, как его покрасили.
— Ты и с детьми говоришь так же красиво? Теперь мне ясно, почему ты годами гниешь в своей школе.
Не успев даже произнести последнее слово, он уже понимает, что ему не стоило вообще открывать рот. Жена всегда объясняла ему свою работу в школе тем, что чувствует личную ответственность за судьбы детей-иммигрантов. Ему эти доводы всегда казались удобным способом оправдать дерьмовые условия контракта словами об общественной пользе своего труда. Поскольку денег им всегда хватало, он никогда не поднимал этого вопроса. Сейчас она бледнеет и смотрит на него немигающим взглядом. При большом желании она умеет быть одновременно ироничной и жестокой:
— Я пошла за сигаретами в палатку, где ты покупаешь пончики.
Когда жена уходит, Жорди Жуан шарит в ящике стола, который уже давно не открывал, и находит там полиэтиленовый пакетик с марихуаной. Дело не в том, что бедняга сомневается в своей подруге, он сомневается в том, стоит ли ему сомневаться. Если она так поступила, значит, в глубине души не исключает некую долю его вины. А может быть, ей хочется защитить их совместную жизнь во что бы то ни стало и вопреки обстоятельствам. Если бы он расстрелял из пулемета группу из детского садика, она бы поступила так же. Неожиданно для себя он докуривает самокрутку до конца. „Чтобы заснуть раньше, чем она вернется домой и надо будет продолжать разговор“, — объясняет он себе свой поступок.