Золотые земли. Птицы Великого леса
Шрифт:
– На, жри.
Южанин страшно закричал. Нож упал куда-то в сторону. Свеча потухла, но Милошу хватило и света золотой нити, что душила Гармахиса.
Загрохотали тяжёлые сапоги по лестнице.
– Тревога!
– Сюда! – закричал Милош.
Гармахис ударил его головой в живот, подмял под себя и кулаком припечатал к полу. Захрустел сломанный нос, и Милош почувствовал во рту собственную кровь.
– Курва, – просипел, захлёбываясь, он.
Он пытался вырваться, брыкался, но Гармахис был тяжелее и сильнее. Он ударил ещё несколько раз в лицо
Топот.
– Хватайте его!
В коридоре началась возня. Милош не мог ничего разглядеть в темноте. Он с трудом поднялся, утёр кровь с подбородка и побежал следом за Гармахисом.
Оба стражника уже были убиты.
Шаги южанина доносились с лестницы.
Милош кинулся за ним. Пролёт, ещё один.
Он распахнул дверь и выскочил на крыльцо. Никого. Даже духи спрятались. Как только этот подонок сумел их так запугать?
Позади во дворце нарастала суматоха, будто заклятие разом спало с его обитателей.
Милош разглядывал снег у крыльца в поисках следов.
С неба сыпало, как из мучного мешка. Цепочки следов вели в разные стороны. Эти принадлежали Гармахису? Или другие: больше, размашистее?
Милош прислушался к огню в крови. Справа чернела ледяная пустота. Гармахис.
Лихорадка боя быстро спала, боль и слабость мешали идти. Тонкая рубаха не защищала от снега и мороза, и Милош быстро замёрз. Кружилась голова. Ублюдок Гармахис хорошенько его приложил.
«Зато его легко теперь будет опознать по обгорелой морде», – удовлетворённо подумал Милош.
Несколько раз он порывался вернуться в тепло княжеского дворца, спрятаться от ненастья под крышей, но упрямо продолжал идти, искать, выглядывать, вынюхивать, как собака, следы огня и чар.
Но Гармахис поглотил даже их. Вокруг чернели ночь, снег и пустота.
– Чародей, это ты? – окликнули издалека.
В Совине никто бы не осмелился так прямо задать подобный вопрос.
Милош утёр кровь, льющуюся из носа, и повернулся. После схватки с Гармахисом даже самое простое заклятие сплести никак не выходило. Это было одновременно смешно и грустно: целитель не мог помочь самому себе.
Небо на востоке уже посветлело, и Милош смог на расстоянии разглядеть незнакомца: на поясе висел меч, на плечах дорогая шуба. Он был из дворца.
– Я, – он наклонился и зачерпнул с земли горсть снега, приложил к носу. – Чего тебе?
Незнакомец, громко топая, подбежал. Из-под шапки в ухе совсем не по-ратиславски сверкнула серьга, да и для местных мужчина оказался на редкость смуглым. Троутосец.
– Великая княгиня тебя ищет.
Милош оглядел его с головы до ног. Для троутосца в Златоборске одна Великая княгиня – Фиофано, будь на его месте скренорец, так повёл бы к жене Ярополка Гутрун.
– Как ты меня узнал? Мы раньше не встречались.
– Предположил. Теперь, когда в городе скренорцы,
Чародей изогнул удивлённо правую бровь.
– И зачем княгиня меня ищет?
– А ты не знаешь?
– Знаю, – мрачнее прежнего сказал Милош. – Что, обвинишь меня в смерти княжны?
– Это не мне решать, а княгине. С ней разговаривать будешь. Идём.
Милош с сомнением снова оглядел троутосца. Пусть сил осталось мало, но мастерства хватит, чтобы через боль и муку задурманить разум на время. Он мог бы сбежать. Но не стоило ли сначала услышать, что скажет Фиофано?
– Ну, пошли.
Троутосец не смог скрыть удивления:
– Как легко ты, однако, согласился.
– Думал, вязать меня придётся? Чего тогда тебя одного послали?
– Остальные ото сна никак не отойдут. Твоё колдовство?
– Не-а, – протянул лениво Милош.
Он вздёрнул повыше нос, слизнул кровь с верхней губы и пошёл вперёд троутосца, точно это он его вёл, а не наоборот.
Гармахис не был чародеем, но мог наслать морок и убить навьих духов. Не просто убить, но высушить их, забрать всю силу. Он стал могущественнее прежнего, но всё так же рассчитывал в первую очередь на оружие, а не на чары. Так кто же он такой?
Милош шагал быстро, держал спину прямо, но когда за ним закрылась тяжёлая входная дверь во дворец, то пошатнулся и чуть не упал.
– Эй, ты чего? – троутосец схватил его за локоть, пытаясь поддержать.
– Не трогай, – вырвался Милош, взмахнул раздражённо руками. – Без тебя… обойдусь.
Он недолго постоял, глубоко дыша. Минувшая ночь опустошила его, лишила сил и чувств. Но он чародей, а не какой-нибудь кмет. Он не должен показывать свою слабость.
– Идём, – буркнул он троутосцу.
Внизу у входа было тихо, но чем ближе подходили они к покоям молодой княжны, тем громче становился протяжный вой.
Женщины пели с безудержным горем. В ушах зазвенело от их голосов. У входа в спальню и в самой опочивальне собралось столько людей, что яблоку было негде упасть.
Никто не обратил внимания на Милоша, не до него было. Завывали девки и бабы, на разные голоса, наперебой восхваляли убитую княжну, её молодость и красоту, ум и доброту – всё, что принято было вспоминать в таких случаях. Среди плачущих баб растерянно топтались гридни, и сами, видимо, не знали, чем теперь могли помочь. Чародей и его сопровождающий встали на пороге, протиснуться дальше казалось невозможным.
Ставни на окнах по-прежнему были закрыты, но по всей ложнице горели свечи, и каждый, кто приходил к покоям, приносил новую свечу – как свет Создателя для души Мирославы, чтобы та не потерялась в холодной пустоши и согрелась от огня, чтобы увидела во мраке путь в царство единственного бога.
– Скажите Великой княгине, что я привёл чародея! – выкрикнул троутосец, но голос его потонул в гомоне страдающей толпы.
Милош прислонился к дверному косяку, боясь упасть.
Перед глазами мельтешили зарёванные, изуродованные горем лица.