Золушки при делах. Часть 2
Шрифт:
– Мое восхищение, мастер Вистун, - подал голос Григо Хризопраз, который, разглядывая картины, тоже молчал до этой минуты, - от вашего искусства светло на душе! Вы – удивительный художник!
Маленький мастер зарделся, как девица, и уставился в пол.
– Я никак не решу, что повесить на эту стену! – воскликнула Бруни. – Мне кажется, здесь должно быть что-то такое… такое… - она покрутила пальцами в воздухе.
– Шедевра? – скрывая улыбку, подсказал секретарь.
– Именно! – согласилась принцесса. – Здесь
Мастер нерешительно кивнул. Видимо сомневался как в положительном ответе, так и в своих возможностях обманывать коронованную особу.
– Вы покажете? – взмолилась Бруни, схватив его за руки.
– Она… Вы… Ее уже видели! – выпалил Висту. – Это «Похищение Пресвятых тапочек»…
Принцесса действительно присутствовала при создании картины, наблюдала матрону Мипидо, завернутую в красное покрывало с кровати Лихая Торхаша, возлежащую на трактирном столе в неверном свете каминного пламени, и полуобнаженного Марха Тумсона, который изображал коварного искусителя. Следила как Висту, полностью уйдя в себя, набрасывает штришок за штришком на полотно, размечая контуры будущей шедевры… Но законченной работы она так и не увидела!
– Мастер, вы ошибаетесь, - расстроенно сказала Бруни. – Я даже не знала, что она закончена!
– Но она не закончена! – воскликнул Висту.
Клозильда старательно молчала и делала вид, что любуется собственными пальцами, больше похожими на сардельки.
– Если бы она была не закончена, вы не ответили бы утвердительно на мой вопрос, есть ли у вас картина, которая заставит задуматься о жизни!
– улыбнулась Бруни. – Висту, если выставление «Похищения» - вопрос денег, мы решим этот вопрос к нашему общему удовольствию!
– Обязательно решим! – поддакнул Григо, лукаво блестя глазами.
– Я… - Вистун сжал руки на груди. – Я не уверен, что она достойна быть выставленной!
– Возможно, стоит дать решить это посетителям галереи? – мягко уточнил Хризопраз. – Нельзя открывать выставку без гвоздя!
– Без какого гвоздя? – с подозрением поинтересовалась Клози, наконец, подавая голос.
– Без гвоздя выставки! – провозгласил секретарь.
– Висту, миленький, согласись! – матрона Мипидо умоляюще посмотрела на него. – Я отказываюсь от своего желания иметь собственную карету, и прошу тебя подарить мне на свадьбу твое согласие выставить «Похищение»!
– Пресвятые тапочки, ты просила подарить тебе карету? – засмеялась Бруни.
– Ну, должна же быть у девушки мечта? – смущенно улыбнулась Клози, и Вистун взглянул на нее с обожанием.
– Давайте так, - хлопнула в ладоши принцесса, - мы с Его Высочеством Аркеем дарим вашему семейству карету, а вы, Висту, сегодня же привезете «Похищение» сюда с тем, чтобы уже завтра мы могли открыть галерею!
«Умница!» - одними губами
Глаза маленького мастера блеснули.
– С лошадьми? – уточнил он.
– Две коняшки вас устроят? – вопросом на вопрос ответила Бруни.
– Три! – воскликнула, не сдержав восторга, Клозильда и, подхватив жениха, закружила по галерее. – Три коняшки, и мы увидим «Похищение» уже завтра, правда, Вистунчик?
– По рукам! – косясь на принцессу через плечо, подтвердил улыбающийся художник.
***
«Однажды тебя тоже убьют…»
Архимагистр Никорин вздрогнула и проснулась.
– Что ты? – раздался тихий голос.
Она повернула лицо и увидела в темноте желтые глаза, горящие, как две луны. Другую такое зрелище испугало бы, но не ее. И не после слов, услышанных в полном туманной мути сне.
– Кошмар приснился, Грой, - она повернулась, положила голову ему на грудь, слушая мерный стук сердца.
Ритм завораживал, успокаивал, казался самой главной вселенской тайной, познанной в ночи, в тишине, в темноте…
Он обнял ее бережно, как умел. Тишина сменилась ожиданием. Физически ощутимым, плотным.
– Ты что? – не поднимая головы, спросила Ники, как он только что спрашивал ее. – Кошмар приснился?
– Ты его любишь? – последовал тихий вопрос.
И тишина разбила тишину на тысячу осколков.
Ники отстранилась.
– О чем ты?
На его улыбку указали блеснувшие в темноте зубы.
– Ни о чем… Так…
– Разве такие как мы способны любить? – поинтересовалась она, отчаянно желая, чтобы голос не дрогнул.
В это мгновение ей казалось, что она не с любовником ведет разговор, а с кем-то другим, невидимым, с тем, чей шепот раздался в тишине.
– Такие как мы… - эхом отозвался Грой.
Его сердце билось ровно. У таких, как они, нет сердца…
«Неправда!
– ответил Ники внутренний голос. – Ты лукавишь!»
Она приподнялась, повернула к себе его лицо. Легко целовать в темноте того, чьи глаза – как луны. Его неуловимое движение, и она уже под ним, а он нависает над ней на вытянутых руках, сильным коленом раздвигая ее ноги.
– Пускай у нас нет сердца, но мы живы, - шепчет Грой, накрывая ее тяжестью своего тела, - и сейчас я докажу тебе это…
***
На вершине Безумной клубился туман. Утром разбавленный нежными розово-оранжевыми красками, днем – белый как парное молоко, вечером – с оттенком сизо-серого, а ночью – седой и пугающий. Первые годы учения Ясин и Ники не покидали гору, наощупь изучая скалы, края обрывов и расселин, камни на пути. Спустя пять лет они уже безошибочно спускались к основанию Безумной и поднимались обратно по узкой тропе, шедшей между камнями и трещинами. Спустя десять – научились не видеть туман, как будто его и не существовало.