Зомби идет по городу
Шрифт:
– Случилось... Понимаешь... Даже не знаю, как тебе сказать... В общем так...
– Женя! Соберись! И говори.
– Сергей жив, – не столько сказала, сколько простонала Женя.
– Что?!
– Сергей жив. Я только что с ним разговаривала по телефону... Представляешь? Полгода бегала по моргам, а он все это время лежал в больнице.
– И вы поговорили?
– Да... Он не узнал меня... После автомобильной аварии у него с памятью плохо... Поэтому он не мог ничего о себе сообщить...
– А при чем тут прокуратура?
– Не знаю... Они занимаются, наверно, всем этим... Я почему еще позвонила... Если теперь выяснилось, что он живой... Мне не придется возвращать деньги по страховке? А то ведь у меня их уже нет. Ты мне лучше сразу скажи...
– Какие деньги? О чем ты говоришь? Ты получила за сгоревшую машину. Ведь машина действительно сгорела? Сгорела. Значит, все правильно. И потом, как можно отнять деньги, если у тебя их нет?
– Ну... Не знаю... Посадить могут.
– Никто тебя не посадит. Сейчас есть кого сажать. Все это чепуха... Ты уверена, что разговаривала именно с Сергеем? Может быть, это кто-то другой?
– По голосу мне показалось, что это он...
– Не может быть! – твердо, даже с какой-то ожесточенностью произнесла Цыбизова. Будь Женя в более спокойном и рассудительном состоянии, она наверняка заметила бы странность в словах Цыбизовой. Не было в ее голосе ни радости за подругу, ни слишком уж большого удивления, была какая-то ожесточенная уверенность в том, что такого не может быть. А Женя услышала в ее словах именно радость, именно удивление.
– А вот случилось, – улыбнулась она.
– Где он сейчас? – спросила Цыбизова.
– В больнице... Представляешь, он все эти полгода провел в больнице... Авария была страшная, ты же знаешь, во что превратилась машина... А он выжил. Только память отшибло... Но тот человек из прокуратуры сказал, что это временно, что все наладится и Сергей все вспомнит. Он уже сейчас многое вспоминает.
– Что он вспоминает? – спросила Цыбизова, но тут же спохватилась и добавила: – Ты же говоришь, что он тебя не узнал?
– Он меня даже не видел, понимаешь? Он только голос мой не узнал, а меня он узнает, никуда не денется, – несмело засмеялась Женя, едва ли не впервые за последние полгода. – Я хочу сходить к нему прямо сейчас... Как ты думаешь? Меня пропустят?
– Не стоит, Женя, – твердо сказала Цыбизова. – Зачем тебе торопиться? Приведешь себя в порядок, причешешься, умоешься, марафет наведешь... И завтра сходишь. Купишь чего-нибудь... И потом, знаешь, на ночь глядя... Кто их знает, какой у них там режим.
– Тоже верно, – согласилась Женя. – Я даже не знаю, что ему купить, что можно...
– Если он там уже полгода, то все ему можно...
– Ой, Золя, ты даже не представляешь, в каком я состоянии... Все из рук валится, ничего не соображаю. Кинулась уборку делать, не могу. Как ты думаешь, его отпустят домой?
– Трудно сказать, – замялась Цыбизова.
– Им же все равно, лежит он в палате или дома? Дома даже лучше, и уход другой, и питание, и вспомнит он все быстрее...
– Конечно, Женя, конечно, – Цыбизова явно не могла найти слов сочувствия и произносила какие-то необязательные слова только для того, чтобы поддержать разговор.
– Может, вместе сходим, а? А то я, честно говоря, боюсь... Представляешь, просто боюсь.
– Не надо вместе, – отсекла Цыбизова даже саму возможность. – Он должен тебя увидеть, ты должна его увидеть... Тут чисто психологические тонкости... Потом уже, на второй, третий раз, сходим вместе...
– Тоже верно, – согласилась Женя.
– В какой он больнице? – решилась наконец Цыбизова на главный вопрос.
– Не знаю, этот человек, который приходил, не сказал... Но у нас одна больница с травматологическим отделением... Наверное, он там. Он оставил свой телефон...
– Записываю.
И Женя назвала телефон Пафнутьева. И только тогда обратила внимание на приписку... «Никуда не ходить, никому не звонить...» Но опять не придала большого значения этим словам, решив, что Пафнутьев просто хотел избавить ее от лишних хлопот.
– Записала, – сказала Цыбизова, и только теперь Женя обратила внимание на ее тон, какая-то холодность проскочила, какой-то второй смысл. Вроде не было у Цыбизовой оснований говорить с таким деловым удовлетворением, с такой сухостью. Женя озадачилась, но первое же объяснение, которое пришло, вполне ее успокоило – она слишком надоедает людям своими несчастьями.
– Золя, ты уж извини меня, ради бога, за этот звонок... А то пристала к тебе... Мне просто некому было позвонить.
– И правильно. И никому не звони.
– Если нетрудно, позвони в больницу, ты сможешь... А то разревусь и ничего толком не узнаю... Ладно, Золя?
– Хорошо, – в голосе Цыбизовой послышалось нетерпение, она словно хотела побыстрее закончить разговор. – Если узнаю что-нибудь новое, обязательно позвоню. Договорились? Все. Держись! – и Цыбизова положила трубку.
Женя была в растерянности. Она хотела было тут же снова набрать номер Цыбизовой, но остановилась. Ее извинения никому не нужны, она сделает еще хуже, будет выглядеть назойливой, слезливой. Женя даже отодвинула телефон от себя, чтобы не возник соблазн звонить кому-то еще. И окинула взглядом квартиру, прикидывая, что сделать в первую очередь.