Зона невозврата
Шрифт:
У Кэрри снова зазвонил сотовый. На дисплее высветилось «Коберн».
– Он хочет говорить с тобой, – сказала она.
Лок взял у нее трубку.
– Рипер? – односложно спросил он.
– Может, и он, – не стал отрицать Коберн. – Мы буквально несколько минут как получили зацепку от человека, который видел субъекта с этими приметами. Тот заходил в здание на Тендерлойне.
– Информатор надежный?
– Не знаю, что и сказать. Старая вьетнамка.
– А что. Тендерлойн – место и в самом деле подходящее, – медленно произнес Лок.
Тендерлойн [32]
Ныне это гнездилище городской бедноты и порока, опустившихся и отчаявшихся, да еще и разросшееся буйным цветом пристанище эмигрантов – прежде всего вьетнамцев – расцвело еще больше, а исконные жители Сан-Франциско все сильней ужимались под наплывом тех, кто желал увидеть здесь некую «клубничку» большого города во всей ее неприкрытости, а не просто хотел посетить Алькатрас и «щелкнуться» на фоне моста «Золотые Ворота». Находились и такие (и их, наоборот, становилось все больше), кто все это в открытую рекламировал и стриг на этом купоны. Учитывая, насколько двинутым стало большинство здешних жителей, и не говоря уже об их смутном представлении о нормах закона, этот квартал был местом, где шансы у полицейской операции были фактически на нуле.
32
Тендерлойн (англ. tender loin) – вырезка, филейная часть.
Лок нахмурился, взвешивая расклады. Если устроить классический рейд, то, с учетом царящих во всем городе и его окрестностях расовых трений, это может стать искрой, способной разгореться в беспорядки. Если же идти небольшой группой, то тоже можно не совладать: все быстро выйдет из-под контроля. Любой человек в здравом уме палец о палец не ударит, если за участие в такой операции ему как следует не заплатить.
– Ну, берешься? – требовал между тем ответа Коберн.
– Я как-то и не думал, что ты теперь желаешь меня в это втягивать.
Собеседник на том конце хихикнул.
– Думать можно всякое. Я-то, по крайней мере, считал, что ты знаешь себе и своим словам цену. К тому же ты находчивый, оборотистый… Кому, как не тебе, применить в этом деле свою опытность. Но действовать нужно именно сейчас.
Секунду в трубке стояла напряженная тишина.
– Короче, тебе решать, – подвел наконец черту Коберн.
– Да ты не волнуйся, – ответил Лок, протягивая руку к пистолету. – Я там буду.
Глава 57
Проснулся Гленн Лав от лая собаки в соседнем дворе. Перевернувшись в постели, возложил руку на жену, аккуратно придвигая ее к себе в наслаждении от тепла ее тела. Та послушно приткнулась к нему под бок и закрыла глаза.
Через какие-то секунды внизу послышалось что-то вроде легкого постукивания по одному из окон. Гленн осторожно отстранился от жены.
– Что там? – сонным голосом пролепетала она.
– Ничего, лапка, – ответил он, поднимаясь с постели.
Она перевернулась, ухватила на его стороне подушку и уткнулась в нее. Звук между тем повторился, на этот
Из бельевой корзины Гленн ухватил свои штаны и надел их. Жена при этом села на кровати.
– Гленн?
– Да это так, птица или еще что-нибудь. Спи, Эми.
Внизу послышался еще один звук – уже не постукивание, а как будто потрескивание дерева.
– Может, позвонить «девять один один»? – растерянно спросила Эми.
Гленн вздохнул. Сердце сейчас билось чуть быстрее, но скорей от любопытства, чем от испуга. Парень он был крупный, к тому же у себя дома. Не хватало еще, чтобы сюда прилетели копы из-за того лишь, что что-то ненароком попало в дом и теперь желает выбраться наружу.
– Давай сначала я погляжу.
Сон Эми уже стряхнула. Телефон стоял рядом на прикроватном столике – в ожидании, если вдруг понадобится.
Гленн медленно опустился возле кровати на колени.
– На всякий случай, – шепнул он, доставая из-под нее бейсбольную биту.
Ее он купил на работе у одного из ребят. Вещь солидная, со свинцовым сердечником; рукоять в руках ощущалась надежно. Сейчас Гленн держал ее в правой руке, легонько постукивая ею по левой ладони, как какой-нибудь допотопный ирландский констебль – дубинкой.
– Расслабься, – неудачно имитируя бостонский акцент, сказал он Эми. – Если это к нам енот заполз, ему несдобровать.
Робкая улыбка Эми погасла, когда откуда-то снизу послышался еще один звук – скрип половицы, шаг ноги?
Теперь сердце у Гленна стучало вовсю, и внимание его заострилось.
Но разве в таком состоянии не обостряются и малозаметные звуки, становясь более зловещими? У Эми на этот счет сомнений было меньше. Она потянулась к телефону.
– Слушай, – сказал Гленн. – Если я крикну, вызывай «девять один один». Поняла?
Он медленно выбрался из спальни, держа наготове биту. А в коридоре призадумался: зачем, в сущности, тихушничать? Если в дом кто-то проник, то надо, наоборот, издавать звуки, чтобы ворюги, или кто там, поняли: хозяева их засекли, надо сматываться.
Но когда он прошел мимо спален детей, мысль дала обратный ход. Не хватало еще попусту орать, как блажному, и размахивать битой: это же вообще можно детишек с ума свести.
Он вслушался снова: ничего, тихо. Подумал было потянуться и включить внизу в прихожей свет, но тут оказалось, что дверь в комнату сына приоткрыта. Не годится: свет может его разбудить. И Гленн начал спускаться по лестнице в полумраке. Перильце находилось справа, а потому биту он переложил в левую руку и пошел ступенька за ступенькой.
Он не топал как слон, но и не крался на цыпочках. Если в дом кто-то действительно залез, то вот им шанс, если есть башка на плечах, убраться отсюда подобру-поздорову. Гленн как-то видел ток-шоу, где один парняга, в прошлом домушник со стажем, рассказывал, что для вора, во всяком случае, если он профессионал, последнее дело – это встретиться с хозяином жилья.
С последней ступеньки Гленн взял направо, в длинный тесноватый коридор, где впереди виднелась входная дверь – закрытая, на замке. Что хорошо. Он повернул в другую сторону дома, туда, где кухня и кладовки (звук изначально доносился, кажется, оттуда). С каждым шагом на сердце чуточку легчало. Сейчас его должен был слышать даже самый безнадежно глухой лазальщик по домам. Ну, а если все-таки нет, то вот она, бита, теперь уже снова в правой руке.