Зона Пси

Рунин Артур

Солдат влетел в разбитое окно, долетел до стены и воткнулся лбом. И нервно рассмеялся. Расселся на полу в окружении мелких стёкол, осмотрелся: эта комната – тоже детская.

– У этой гниды – точно есть тепловизор! И ружьё, наверное, как пушка. А у меня… – Ладонь покрутила перед глазами сапёрную лопатку. – И один патрон в пистолете… который, возможно, и не стреляет. – Виктор отдышался. Перед тем как делать забег к следующему дому, решил порыскать в комнате и что-нибудь полезного найти. Он пролазил на карачках минут двадцать. Старался не поднимать голову выше окон, надеясь, что крыша следующего дома как-то защищает – хотя, башня высокая и, скорее

всего, все домики как на ладони. Виктор, конечно, больше надеялся – что не может пуля снайпера пробить несколько стен и крышу с потолком, но кто его знает, что за техническое новшество в руках убийцы. Так ничего не найдя, что и следовало ожидать, – лишь нацеплял на потное лицо кучу паутин, – он взял листы, скреплённые степлером с детской кровати, и вернулся сесть на прежнее место.

Начал читать:

«Когда мы пришли, мой брат сказал, что не помнит меня, а я ещё подумал, что, и правда, какой-то он другой, хоть и похож на меня как две капли воды. У него не было родинок, а до этого было очень много. И лицо стало морщинистое, как у взрослого дядьки. Нас часто тошнит и рвёт, мы всегда хотим есть. Он сидел, сидел, скулил, скулил, плакался, что умирает с голоду, а потом откусил у себя палец и начал с удовольствием им хрустеть.

И я тоже…

Мне кажется, что нас куда-то водят и мы часто кого-то едим, но не помним. И никак не можем насытиться. Наверное, потому что нам дают эти сильно сладкие таблетки.

Сегодня никого не было. Все куда-то делись. Я доел брата. Но потом явился другой. Я и его съел. А потом ещё один явился. Мы вместе с ним съели его. А перед этим, вчера, нам сказали, что у них что-то случилось. В наш мир кто-то явился, вторгся.

Кто-то мне шепчет, чтобы я сделал… Но я никого не вижу.

Ха-ха. Теперь я ем себя. И даже не больно. Какой же я голодный! И какой же я вкусный! А этот, который во мне, говорит, что скоро станет мной».

Мм, получается, здесь держали детей – детский посёлок. И что-то с ними творили. Все они вели дневники. И судя по прочтённому и ещё по псу-мутанту – догадаться, примерно, несложно, чем здесь занимались. Но потом, как здесь написано: в наш мир кто-то вторгся. Но – только посёлок: обычные домики. А где же типа лаборатории – само здание? Под землёй?

Глава 10

Солдат положил листы на пол, покрытый сантиметровым слоем бетонной пыли. Неизвестно почему он вспомнил мальчика, шедшего к нему по минному полю. Подступы к своей точке минировали они сами. Семилетний кареглазый темноволосый мальчишка улыбался и радостно махал ему рукой. Виктор умывался под уличным умывальником, по штоку которого нужно бить ладонью, чтобы текла вода. Он замер не в силах оторваться, гадая, напорется мальчишка на мину или нет: нет бы крикнуть, предостеречь, чтобы остановился и стоял как вкопанный, не шевелился ни на один сраный миллиметр. Но это было так неожиданно, и – взрыв, естественно, произошёл. Осколки пролетели над самой головой, а кисть мальчика, перелетев колючую проволоку, шмякнулась возле ботинок. Потом этот мальчик долго приходил к нему во сне. И его сияющая улыбка – иногда выдавливала слезу из-под закрытых ресниц спящих глаз Солдата.

«Твой сын умер в отместку этого мальчишки», – пронеслась мысль.

–

Дебильная, дебильная мысль! – вскочил Виктор на ноги и начал крушить всю оставшуюся мебель лезвием сапёрной лопатки. – Дебильная, дебильная!.. Сука!.. Сука, дебильная!.. – Он упал на колени и беззвучно бесслёзно заплакал, а потом громко рассмеялся, задрав лицо к потолку. В дыре размером футбольного мяча кто-то – или что-то – промелькнул.

Солдат взметнулся с колен, не дожидаясь сверху пули в голову, вышиб ногой дверь детской, промчался к следующей двери. Не стал медлить, как и в предыдущем доме – в пустой комнате перемахнул через раму разбитого окна и под огнём неуёмного стрелка помчался преодолевать следующую полосу неудавшейся, пока ещё молодой, жизни.

Когда Солдат в первый раз поднялся по пригорку дороги к посёлку – насчитал пять домов с одной стороны и пять с другой. Но теперь, оказалось, их было шесть слева и восемь – где он сейчас – справа. А это – шестьдесят восемь: число начала войн.

– Значит, это моя война, – прошептал Солдат, перепрыгивая следующий забор последнего дома. – И я – не отступлю. – Пуля обожгла плечо, разметав волокна толстовки. «Да и фиг с ней, – подумал Виктор, смеясь во всё горло в беззвучном смехе. – Когда снайпера одолею, сниму с него футболку и обзову трофеем. А ещё – возьму на вечную память его – башку-у-у!»

Солдат вломился в окно, шнурок берца зацепился за отошедшую крупную щепу разбитого наличника. Виктор упал и прокатился по полу, оставляя в пыли след широкой тропы. Уткнулся в наваленные кучей стулья. «Ведь это последний дом. Сейчас снайпер со своей винтовкой сделают из стен и крыши мясорубку, из дыр которой лезущим фаршем будет мясо моего тела». Но, как ни странно, выстрелы прекратились. Возможно, временно.

– Наверное, – пробурчал Солдат, – эта комната тоже детская. – И когда он осмотрелся, то увидел, что комната, не считая толстых ковров из пыли и разбитых окон, не тронута. Обои – салатового цвета: такой цвет больше всего нравился Илюшке; люстра-глобус под потолком: такая же висела в комнате сына; пластмассовая машина с педалями, чтобы кататься, где на спинке сиденья прилеплена наклейка «БУМ-ХАМ»: такая же, как… – Нет, – тихо произнёс Солдат. – Это совпадение… как если бы снять джек-пот. Это – обычное редкостное совпадение. Как же я ненавижу эти самые совпадения.

Виктор быстро пробежался глазами по комнате, выделяя взором каждый предмет: этого не может быть! – это не комната моего сына!

На стене висела фотография мальчика в чёрной деревянной рамке, прикрытая стеклом, – очень ему знакомого. Но Солдат никак не мог вспомнить – кто это. Зато – отлегло на сердце: значит, детская принадлежит не его сыну, Илюшке. Да конечно – нет! Что за глупость?! Причём здесь его сын?! Это уже слишком неприемлемо! Или – как другие говорят: не смешно!

Солдат пнул камуфлированного коня, стоящего на колёсиках: и конь такой же. На полке перед взором предстали три игрушки: ванька-встанька, юла и большущая матрёшка.

Это невыносимо.

Уже стало страшно подходить к письменному столу. Там виднелись серые листы открытой тетрадки. Виктор никогда не курил, разве что пару раз довёл до губ пепел сигареты, набитой анашой. И то – получилось так, что водки не оказалось, но как-то нужно было на войне помянуть погибших друзей. Да ещё несколько раз искурил косяк, когда пребывал в унылом трансе. Но сейчас – Виктор желал просто задохнуться сигаретным дымом, когда прочитал: