Зона риска

Корнешов Лев Константинович

— Моя бригада, — сказала она Мишке. — Я здесь знаешь сколько смен провела! Тысячи машин прошли через мои руки. Иногда иду по улице, навстречу машинка нашего завода катит. Я смотрю и думаю: а не тебя ли, красавица, мы по винтикам собирали?

Мишка молча слушал Тоню. То, что она с такой гордостью говорила о работе, было непонятно, странно, никак не совпадало с распространенным среди Мишкиных приятелей представлением о заводских «работягах».

— Я часто сюда прихожу, — продолжала Тоня. — Особенно когда устану от беготни, суетни,

заседаний всяких. Нет ничего на свете лучше заводской работы.

— Что же в комитет перебралась, поближе к президиумам?

— Кстати, Миша, в президиум лучших людей выбирают, — строго ответила Тоня. — И в комитет я не перебралась, как ты выразился, меня туда партком рекомендовал, комсомольцы на отчетно-выборной конференции избирали. Когда человеку говорят «надо», он обязан к такому слову прислушаться. Вот отработаю до следующей конференции — и снова сюда, на конвейер.

— Так ты же институт закончила, инженер...

— Ну и что? Буду бригадиром или мастером. Видишь, сколько ребят на конвейере? И почти каждый учится. Кто в вечерней школе, кто в техникуме, а некоторые в институтах. На автозаводе большинство ИТР — из рабочих, здесь же и начинали.

С Тоней многие здоровались, даже крановщица дала резкий сигнал, а когда Привалова подняла голову — высунулась из своей стеклянной кабины под самым потолком.

— Все тебя здесь знают! — сказал Мишка.

— Поработай с мое, и тебя узнают.

Мишка представил себя у конвейера и попытался скептически усмехнуться. Но улыбка у него получилась жалкой, растерянной.

Они подошли к участку, где ставились на машины моторы. Здесь работали парни, они легко управлялись с тяжеловатыми даже на вид моторами, Мишка отметил, как четко и красиво выполняют они свою нелегкую работу.

— Вот тот, плечистый, — показала на одного из сборщиков Тоня, — заканчивает МАДИ, а его напарник дружинник и чемпион завода по самбо. Так что советую с ним в конфликт не вступать.

— Обойду стороной, — шутливо согласился Мишка. Ему легко было разговаривать с Тоней, она никого не «строила» из себя, вела себя по-свойски, как хороший приятель. И Мишка искренне пожалел, когда дошли до конца конвейера, что путешествие закончилось, — готовенькие машины здесь легко соскальзывали на бетон настила.

— Понравилось? — спросила Тоня.

— Клево, — сказал Мишка.

— Что-что?

— То есть очень хорошо, — объяснил Мишка. — Это так у нас ребята говорят.

Тоня посмотрела на часы, что-то прикинула.

— Торопишься, — отметил Мишка. Он не хотел быть навязчивым.

Впервые за много лет с ним обращались как с равным, и он не мог не оценить это.

— Всегда не хватает времени, — сокрушенно сказала Тоня. — Но полчасика на обед мы с тобой, Миша, еще выкроим. Пошли в нашу столовую,

— Спасибо, — Мишка помялся, — мне еще не хочется есть...

— Пойдем, — решительно направилась к боковому выходу из цеха Тоня, — я тебя приглашаю.

Столовая находилась

неподалеку и соединялась с цехом крытой галереей. «Удобно», — отметил Мишка. Его поразили предельная чистота в обеденном зале, чистые халаты подавальщиц, чеканка и картины на стенах.

— У вас тут получше, чем в городском кафе, — оценил он.

— Конечно, — подтвердила Тоня. — Засекай время, за сколько получишь обед.

Для того чтобы пробить чеки, взять подносы и приборы, получить все от салата до компота включительно, им понадобилось пять минут.

— Вот так, — с гордостью постучала пальчиком по циферблату часов Тоня. — Расход обеденного времени минимальный, остальное — на отдых.

Обед Мишке понравился.

— Сколько стоит? — поинтересовался у Тони.

— Восемьдесят семь коп.

— Вполне...

— В городских столовых дороже.

Мишка неожиданно засмеялся.

— Ты чего?

— Вспомнил, как мы рубаем в нашем магазине... Бутылку портвейна в подсобке на бочку, пару соленых огурцов, батон, кусок колбасы...

— Жуть, — чуть приметно улыбнулась Тоня. — А у нас, между прочим, забыли уже, когда в последний раз кого-нибудь на территории завода с бутылкой засекли.

— Да, здесь не разгуляешься, — протянул Мишка. — Кстати, что тот парень, ну, которым в комитете две сороки возмущались, натворил?

— Шемякин?

— Он самый...

— Станок запорол.

— Ух ты... Что же ему теперь будет?

— Неприятно, конечно, но, как говорится, не смертельно. Рано его самостоятельно за станок поставили, вот он и попал в историю. Прикрепим к нему наставника, кадрового рабочего, пусть еще подучится. Я его знаю, Шемякина, у него действительно все случилось от неумения, а не от лени или разгильдяйства.

— Добрая ты, — неожиданно сказал Мишка.

— Не очень, — нахмурилась Тоня. — Шемякин убыток, конечно, возместит. Добренькой за счет государства быть нельзя, понятно, Миша?

— Ясно-понятно.

Тоня проводила Мишку до проходной. Они по дороге поговорили о том о сем. Мишке не хотелось уходить, но Тоня начала спешить, поглядывать на часы.

— Извини, Миша, — наконец прямо сказала она. — Мне пора в комитет, ребята, наверное, уже заждались.

— Спасибо, Тоня, — смущаясь, поблагодарил Мишка. И решился, ломким от волнения голосом спросил: — Если я еще к тебе приду, ничего?

— Давай приходи, — пригласила Тоня. — Только предварительно позвони мне. Запиши телефон.

Она продиктовала номер телефона, протянула руку:

— Пока.

НИЧЕГО, КРОМЕ НЕЯСНОСТЕЙ

Инна монотонно приговаривала:

— Руки в стороны, корпус прямо — вдох; руки вниз, расслабиться — выдох. — Она делала небольшие паузы, чтобы Андрей успевал «руки в стороны», «руки вниз»...

Андрею первый раз разрешили делать лечебную гимнастику стоя, а не медленно двигать руками-ногами на стуле.