Зона справедливости
Шрифт:
— А кто он был-то? — шепнул Алексей.
— Артист… — скривясь, отозвался домоуправленец.
— Да нет… Я в смысле: кем работал?..
— Я ж тебе говорю: артистом… В театре музкомедии… Потом ещё этим… как его?.. режиссёром… Но это давно… Лет пять, как на пенсию вышел…
При этих его словах лёгкий холодок пробежал по спине Алексея. Вспомнилась постанывающая Александра, стоящая в одной ночной рубашке перед распахнутой дверцей серванта, вспомнилась вонзившаяся в сердце иголочка… Колодников сделал над собой усилие и подошёл к одному из родственников усопшего.
— В двенадцатом часу
Потрясённый, Колодников вновь отступил от гроба и занял прежнюю позицию. В двенадцатом часу… Может, врут насчёт инфаркта?.. Да нет, от соседей не скроешь, соседи всё всегда знают… И потом: театр! Это же самый рассадник склок… Инфаркт на инфаркте… Даже педагоги так друг друга не пожирают, как артисты!.. Что же это получается?.. Значит, уже не только за физическое насилие, но и… Хотя, всё правильно. Какая разница, зарезал ты человека или просто до кондрашки довёл — всё равно убил…
Минутку, минутку! Но ведь раньше так не было! Когда в ночной арке на затылок Алексея просыпался град затрещин, а в задницу впилась незримая пряжка брючного ремня, нарушениями сердечного ритма это не сопровождалось. Колотиться сердчишко — колотилось, но никаких иголочек, никаких спазмов…
Стало быть, ночная кляксообразная зона не только растёт и расплывается, она ещё начинает карать за… как бы это выразиться?.. за косвенное убийство?.. То есть пошла как бы вторая волна… Но тогда и впрямь нужно срочно собирать манатки!..
Бессмысленно вертя в руках удачно купленный блок сигарет, Алексей смотрел, как гроб протискивается в заднюю дверцу чёрно-жёлтого автобуса, как какая-то женщина в чёрной прозрачной косынке скудно разбрасывает по асфальту цветы. Всё. Тронулись…
— А ты сейчас где работаешь? — неожиданно повернулся к нему суровый мужик из домоуправления, надевая шляпу.
Надо полагать, он обращался на «ты» ко всем. Независимо от пола и возраста.
— Нигде… — машинально ответил ему Колодников, глядя, как жёлтый автобус с чёрной полосой исчезает в арке. — Контора моя накрылась, буду новую работу искать…
Собеседник оживился и повернулся к Алексею пузом. Боже, ну и морда! Веки выворочены, как у мастифа, а ноздри такие, что в каждую можно по куриному яйцу засунуть. Да, не зря его даже слесаря побаиваются…
— Слышь! — озабоченно сказал звероподобный собеседник. — А как насчёт того, чтобы к нам, в домоуправление?..
— Кем? — удивился Колодников.
— Да хоть кем! Двое сантехников — в травматологии, электрик — уволился… Совсем скоро некому работать будет!
— Да нет… — смущённо сказал Алексей. — Это не по моей части.
Домоуправленец сплюнул, сдвинул шляпу на затылок и заматерился с досады.
— Да что ж такое!.. — бросил он в сердцах. — Как толковый мужик, работяга — так либо накроет его ночью, либо сам от греха подальше смоется! А как недоделанный какой — ходит себе живёхонький!.. Ну, ничего, до первой аварии! Отключим воду — сами потом взвоете!..
Это ещё повезло Колодникову, что человек он уживчивый да покладистый. На какой бы работе ни работал, со всеми у него устанавливались
Да, но где гарантии, что с каждой новой ночью из центра незримой зоны не пойдут одна за другой всё новые и новые волны? Может быть, тоненькая иголочка, вонзившаяся вчера в сердце, это только начало?.. А потом как обрушатся на тебя разом все стрессы, которые ты в течение жизни ближним своим устроил, — мама родная!.. «Нет, если мотать, то сейчас…» — поднимаясь по лестнице, бессмысленно повторял Колодников где-то слышанную сегодня фразу.
На лестничной площадке второго этажа Алексея поджидал сюрприз. Вместо знакомой, обитой дешёвым чёрным дерматином. двери с кривоватым номерком из тонкого белого металла, его встретила броневая плита на мощных петлях. Точь-в-точь как в подвале райотдела, только забивающийся засов приварить — и будет один к одному… Вдоль перил по лестнице тянулись на третий этаж отсвечивающие смолой кабели электросварки. Где-то наверху трещал электрод, по косой стене пролёта метались бледные отсветы. Колодников поднялся до промежуточной площадки, взглянул. Точно такую же броневую дверь собирались навешивать в бывшей Борькиной квартире. Не иначе, Димкина работа… Вполне возможно, что уже пробивают перекрытие и ладят внутреннюю лестницу на второй ярус.
Алексей растерянно побренчал старыми ключами на брелоке и нажал кнопку звонка. Открыл Димка. Ни дать ни взять — капиталист в чистом виде. Спрут-эксплуататор. Рубашка, галстук. В зубах — дорогая сигарета, в свободной руке — роскошный блокнот с деловыми записями.
— С чего это ты вдруг? — спросил Алексей, озадаченно разглядывая металлическую коробку двери.
— А как же? — вполне серьёзно отвечал ему Димка. — Самое время… А то, знаешь, кое-где уже ходят по квартирам. Откроешь — а там толпа такая! Свяжут тихонько, не увеча — и давай мебель выносить… А что ты с ними сделаешь? Вырубить нельзя, стрелять — тоже…
— Хм… — Алексей всё ещё качал головой, диву давался. — Слушай, но ведь это же, наверное, недёшево стоит… Где ты столько денег-то берёшь?
Сын нахмурился и с гулким звуком, отдавшимся неприятным воспоминанием в костях Колодникова, закрыл страшенную дверь.
— Я ж тебе говорил уже: на квартирах сижу…
— Позволь! Но ведь ты же, как я понимаю, их не на свои скупаешь…
— Понятно, что не на свои, — недовольно сказал Димка.
— Так что же — на зарплату двери навешиваешь?.. — не отставал наивный Колодников.
— Какую зарплату? — оторопел Димка. — Да не, па… Тут всё просто… На руки даём одни бабки, а в договоре пишем другие. И нам навар, и тому, кто продаёт… А то наложка до трусов разденет… Ну, тут и я, типа, срубаю… по мелочи.
— Та-ак… — протянул не без ехидства Колодников, сбрасывая туфли. — А как на такие штучки смотрит Святое писание?..
— Как смотрит? — не понял Димка. — Нормально смотрит. Про это даже притча есть…
— С ума сошёл? — сказал Алексей. — Какая притча?
Димка вроде бы слегка обиделся. Нахмурил брови и вынес из своей комнаты уже слегка потрёпанную толстенную Библию.