Зона справедливости

Лукин Евгений Юрьевич

Тем не менее он остался весьма доволен новорождённым своим афоризмом. Настолько доволен, что закурил вторую сигарету подряд.

«Нет, в самом деле!.. — вполне уже благодушно рассуждал он, неторопливо затягиваясь. — Христос сказал, что убивать нельзя. А убивать хочется. Стало быть, убийство надо как-то оправдать… А ну-ка, за работу, господа писатели!.. Изобразите-ка нам убийцу, приятного во всех отношениях!.. Та-ак… Рыцарь. Замечательно! Н-на!.. И семерых мавров — как не бывало… На-рмальна!.. Значит, можно убивать за веру — и греха на тебе нет. Это раз. Ради прекрасной дамы — это два. Ну, тут понятно: всё зло от баб… Ева там, то-сё, райское яблоко… Едем дальше… По велению чести… Ну, это святое!.. Ради дружбы…

А как же!.. Мушкетёры-то… „Один за всех, и все за одного!“ Клас-сики, блин!.. Ба-бах лучшего друга на дуэли! Но — симпатичен… Ничего не попишешь, лишний человек… Сволочь ты, а не лишний!.. А уж современную литературу взять! Мама родная!.. Ну тут вообще полный беспредел… До того дошли, что шпионы в положительных героях ходят… Да их вешали всегда, шпионов, чтобы пулю на такую тварь не тратить… Хотя нет… Это в первую мировую вешали… Во вторую вроде перестали… Обменивать начали…»

Мысли уже путались, сигарета падала из пальцев, веки тяжелели. Колодников кое-как погасил окурок и, задрёмывая на ходу, двинулся в обратный путь.

* * *

А вот просыпаться решительно не хотелось. Тем более, что сновидение под утро явилось сумбурное, но в общем приятное. О чём — сказать трудно. Главное, кошмаров оно не содержало — в отличие от яви… Колодников слышал, как поднялась Александра, как она взволнованно говорит о чём-то вполголоса с собравшимся куда-то Димкой, — и всячески старался оттянуть момент окончательного пробуждения. Потом Димка вышел. По комнате прогулялся сквозняк и ласково, как кошка, потёрся сквозь простыню о бедро Алексея. Форточка, судя по всему, была открыта — стало быть, ветер на улице всё-таки унялся.

— Лёш, вставал бы… — нерешительно проговорила Александра, и Колодников открыл глаза. Денёк и впрямь намечался славный — тихий, свежий, солнечный.

Как-то осторожно супруги пожелали друг другу доброго утра и снова примолкли. Лицо у Александры было тревожное и задумчивое.

— Что-то в город совсем выходить не хочется… — признался наконец Алексей.

— А зачем тебе в город?.. — с неожиданным интересом спросила она.

— Да в общем-то и незачем… — нехотя отозвался он. — Фонд — ликвидировали. Трудовая — на руках. Разве что в бюро по трудоустройству… Как там во дворе-то?..

То ли про погоду спросил, то ли про что другое.

— Да тихо пока… — тоже непонятно что имея в виду, ответила Александра. Вздохнула и добавила: — А мне вот выйти придётся…

Алексей сел, сбросил ноги на пол и с грозным недоумением сдвинул брови.

— Это за каким же лешим? Ты вообще представляешь, что там сейчас делается — в городе?

Александра беспомощно оглянулась на тугую коричневую папку толщиной с кирпич, завязанную на три шнурка.

— Насквозь прочла… — виновато пояснила она. — Может, сходишь, а?.. В издательство надо отнести…

— Хм… — Алексей подумал. — Знаешь что? Давай-ка позвони им сначала от соседей. Вдруг там нет никого, в твоём издательстве…

— Почему?..

— Н-ну… Мало ли… Испугались, по домам сидят… Да всякое случиться могло…

Колодников нахмурился и мысль развивать не стал. Хотя и так всё было ясно: если этой ночью накрыло кого-нибудь из хозяев, с издательством, считай, покончено. Точь-в-точь как с инвестиционным фондом «Россиянин»…

Александра изменилась в лице и пошла звонить. Колодников оделся, заправил постель и хотел было проследовать на кухню, как вдруг спохватился и, повернувшись к Пречистой Богородице Боголюбской, степенно, с чувством осенил себя крестным знамением.

Александра вернулась быстро.

— Нет никого, — сдавленно сообщила она. — Попозже ещё позвоню…

Помедлила, боязливо взглядывая на супруга.

— Я уж вчера об этом говорить не стала, — начала она, явно испытывая неловкость. — От Маринки письмо пришло…

Маринкой звали

её сестру, жившую в райцентре.

— И что? — насторожился Колодников.

— К себе зовёт…

— Позволь… Что значит — зовёт? В гости или насовсем?

— Насовсем… — С несчастным видом Александра оглядела высокие потолки. — Советует, пока не поздно, продать квартиру — и к ним… Они ж телевизор-то — смотрят. А там сейчас такое про нас передают…

— Та-ак… — Алексей поморгал и присел на край только что застеленного ложа. Не ожидал он, что Александра заведёт вдруг такой разговор. — И что ты сама об этом думаешь…

— Ой, не знаю… — отозвалась она с тоской.

— А с Димкой советовалась уже?

— Да нет пока…

Трогательная картина: оробевший и растерянный Махно. Алексей хмыкнул и покрутил головой.

— Нет!.. — решительно сказал он наконец. — Прости, не понимаю!.. Ты ж вроде в верующие подалась… Тебе-то чего бежать? От Божьего суда, что ли? Так ты уже своё получила…

Внезапно Александра всхлипнула.

— А остальные?.. — спросила она, не разжимая зубов. — Почему я должна на всё на это смотреть? Вот в город надо идти, а я боюсь!.. Может быть, там уже трупы в рефрижераторы складывают — как в Бендерах!..

Голос её уже дрожал и звенел. Ещё немного — и сорвётся в истерику. Колодников поспешно встал и взял жену за хрупкие напряжённые плечи.

— Ну ты чего, Саш?..

— Ну почему? — крикнула она, запрокинув искажённое и залитое слезами лицо. — Почему Он так делает?.. Я понимаю… Я всё понимаю!.. Раз грешник — значит наказать! Ну и наказывал бы грешников! Но нас-то, нас-то за что?.. Он же нас, получается, по второму разу карает! Лучше уж ещё раз по физиономии получить, чем на всё это смотреть!.. Что ж мне — глядеть и радоваться, как люди умирают?.. Зачем? Зачем всё это?..

— Не знаю, — отрывисто сказал Алексей. — Может быть, чтобы потвёрже запомнили… и впредь не грешили… Зря ты с Димкой не поговорила. Он бы тебе мигом всё растолковал. Наизусть скоро Писание выучит… Как уголовный кодекс…

* * *

Вытряхнув мусорное ведро в переполненный контейнер с полуоторванной крышкой, бывший специалист по компьютерному дизайну, а ныне безработный Алексей Колодников выпрямился и, тоскливо прищурясь, ещё раз оглядел двор. Мусору везде было пораскидано изрядно. На пыльной крыше Костиковой «Волги» пошевеливалась труха от прошлогодних листьев, на асфальте вяло трепыхались обрывки газет и похожие на медуз пластиковые пакеты. С веток свисали целые простыни дырявого полиэтилена. Можно подумать, теплицу ветром разнесло…

Однако кое-где уже бодро чиркали мётлы — дворники вышли на работу. Вообще такое впечатление, что после роковой ночи всё успокоилось: и погода, и люди. Никакой суматохи у подъездов, никто не подгоняет фургоны, не грузит в спешке мебель… Хотя, с другой стороны, всё логично. Самое страшное — позади, теперь-то чего суетиться?..

На обратном пути Алексей решил заодно заглянуть в арку — проверить, нет ли свежих листовок, и стал свидетелем жанровой сценки в духе Федотова. Нет, даже не Федотова… Скорее — Репина. «Арест пропагандиста»… Асфальтированное дно сквозного каменного туннельчика было усеяно обрывками свежесорванных прокламаций, а в правой нише два милиционера (Колодникова передёрнуло от омерзения) негромко разбирались с прилично и скромно одетым мужчиной лет тридцати. В руках у одного блюстителя порядка имелся пластиковый пакет, явно отобранный сию минуту у задержанного. Устремив на ментов тихий светлый взгляд, мужчина что-то ласково втолковывал им вполголоса. От глаз Алексея не укрылось, что оба представителя власти, хоть и напускают на себя недовольный и начальственный вид, но всё равно выглядят как-то не совсем уверенно. Было в них что-то от тех котов, которым Колодников помешал недавно выяснить отношения в этой же арке.