Зори земли
Шрифт:
Смех и шутки — ключом.
У каждого бёдра стянул патронташ,
Винтовки торчат за плечом.
Готовит обед дежурный пастух,
А эти сидят, переводят дух.
Охотник отчаянный и непоседа,
Внезапно Роуф толкает соседа:
— Давайте, ребята, устроим тир.
А ну, Алеша, тащи-ка сыр!
Сыр толщиной с хороший кулак,
Если поставить ребром.
Его покрывает оранжевый лак,
Он задубел
Мы ставим на камень рябой от дыр
Почти что каменный сыр.
Мы пот тяжелый стираем со лба.
Отдача отбрасывает плечо.
За горы откатывается пальба.
Пальцам от ствола горячо.
А сыр на камне, как решето, —
Не промахнулся никто!
Глядит зоотехник из РТС —
Он в горы приехал вчера.
Три дня он сюда из города лез
И киснет сегодня с утра.
А пастухи, стоя в дыму:
— Попробуй, пальни-ка! — кричат ему.
И вот, сжимая мучительно рот,
Он в руки, как палку, винтовку берет.
Роуф хохочет, держась за бока,
Мигает насмешливым глазом:
— Тебе, брат, стрелять не в сыр, а в быка,
И то, брат, если привязан.
Но тут зоотехнику авторитет
Спасает дежурный пастух.
— А ну, — говорит, — давай на обед,
Пока огонь не потух.
…Мы пьем ледяную воду озер,
По пальцам стекает жир,
Едим мамалыги дымный костер
И пулями взрезанный сыр.
В шахте
Ты в шахту вошел, как в холодную реку.
Пять километров по темному штреку!
Эй! Налетит вагонетка с разбегу!
Пять километров по темному штреку!
Ты виснешь над бездной, сползая по гезингу,
Пальцы вжимаются в мокрую лесенку,
Глаза ошалелые шарят по своду…
Но вот, наконец, ты присел на породу.
Присел и вздохнул. Доволен собою.
Уголь вокруг — ты дошел до забоя.
На лбу твоем черные капельки пота.
Тебе отдохнуть хорошенько охота,
Пускай хоть за шиворот льется вода.
Ты только дошел до места работы,
А люди работать приходят сюда.
Старик
Устало сбросив мотыгу с плеча,
Старик, кряхтя, присел у ключа.
Белый, как мельник, от пыли дорожной,
Черные ноги разул
Склонился к воде, завернув воротник,
И, словно насос, закачался кадык.
Искоса, как на стенные часы,
На солнце взглянул, вытирая усы.
Мокрый платок прилепил к голове,
Вытянул ноги на мокрой траве,
И, как-то притихнув, сидел над водой —
Большеголовый, смуглый, седой.
Задумавшись крепко, не знаю о чем,
Долго сидел старик над ключом.
Смотрел, как играет зайчик луча.
И вдруг рукой зачерпнул из ключа.
В ладони большой, как чаша весов,
Воду держал, молчалив и суров.
Потом ладонь наклонил слегка,
Следя, как струйка стекает покорно,
Как будто, рукой зачерпнув из мешка,
На вес и на ощупь попробовал зёрна.
Баллада о рыбном промысле
Ровно в четыре часа поутру,
ровно в четыре часа
Уши раковин ловят
смутные голоса.
А рыбаки вперевалку
топают под обрыв,
Раскачивают баркасы,
выталкивают в залив.
Ровно в четыре часа поутру,
ровно в четыре часа,
Поворачиваясь, уходят
пристань, берег, коса.
Белые вороны моря,
чайки, крылами стуча,
С поджатыми красными лапками
проносятся мимо, крича.
Пенится, колобродит,
в страхе бежит от винта
Вывернутая изнанкой
сиреневая вода.
Море, высвежи голову,
выслези, вымой взор!
Мерно работает сердце,
мерно стучит мотор.
Ноги поджав, как Будда,
сидит на руле старик.
Крутая, крепкая шея,
зубы, усы, башлык.
Хитрый старик, без улова
он не приходит домой.
Не то чтобы приворот, слово —
с морем язык другой.
Он знает его коварство,
мелей и ветров секрет,
И море, как государство,
платит за выслугу лет.
На горизонте в тумане
густеет солнечный сок.
Так на свету сквозь яичко
просвечивает желток.
Брызнуло солнце по краю
овечьих, курчавых чащоб.
Словно подбросила жница
рыжей пшеницы сноп.
Берег в кайме зеленой,
белые города.
Разом поголубела
сиреневая вода!
Но вот вырастает над морем
рыбий загон-ставник.
— А ну-ка на весла наваливайся! —