Зори земли
Шрифт:
Чтоб лучше над землей росла.
Мы с ребятнею ждали долго,
Гадали, стоя у межи:
Когда же выметит метелка
И плод завяжется в тиши?
Качался стебель твой упруго,
И так топорщилась листва,
Как накрахмаленные туго
Рубахи свежей рукава.
И вот белесая косичка
Сверкнула у ребячьих глаз.
Казалось — юная сестричка
Вдруг появилась среди нас.
Как
Держа отяжелевший плод,
Стояли стебли кукурузы,
Чуть наклоненные вперед.
Сдираем кожуру с початка.
Я помню тот скрипящий звук,
С которым, вывернув, перчатки
Срывают кожаные с рук!
Ты заменяла нам обеды.
Тебя мы жарили с утра,
Как маленькие людоеды,
Располагаясь у костра.
Мы были счастливы, кромсая
С огня горячую — не тронь! —
Отфыркиваясь и бросая
Тебя с ладони на ладонь!
Охотник и собака
Дядька мой был охотник заядлый.
Он уходил в осенний туман,
Когда в дупла прятались хитрые дятлы
И начинал осыпаться каштан.
По козьим тропам плутал он пеший,
Как соль, осязая каждый звук.
Ставил пудовый капкан медвежий.
Зверя следил: кабан ли, барсук.
Собака его Чернушка —
На свете,
Должно быть, такой не увижу вовек —
Дважды его спасала от смерти,
Добрая, умная, как человек.
Со шкурой медвежьей однажды пришел он.
Бросил шкуру. Присел над огнем,
Поглядывая взглядом тяжелым
На собаку с разорванным животом.
Дед, рукава засучив по локоть,
На распялках вытянул шкуру, распял.
Мы подходили когти потрогать,
Гнутые, твердые, как металл.
Потом подбегали к нашей Чернухе,
Туда, где лежала она у плетня,
Где над жаркой раной черные мухи,
Как вороны, кружились, звеня.
Мы ей натащили сена ворох,
Рану протерли мокрым платком.
Дядька на рану насыпал порох.
Она ему руки лизала молчком.
Дня через три иль четыре как-то,
Сдвинув мохнатые дуги бровей,
Дед подошел. Поцокал.
— Чудак ты,
Сдохнет собака.
Не мучь. Убей.
И вот он ружье заряжает поспешно
И, не оглядываясь, — вперед.
Она понимала, понимала, конечно,
Куда хозяин ее ведет.
У Буйволиного водопоя,
Где пиявки илистый берег сосут,
Остановились неожиданно двое.
Они навсегда расставались тут.
Помню, ружье поднимал
Выстрел нехотя торопя.
А она глядела, глядела, глядела,
Жалея хозяина и себя.
Кончено.
…Пыж догорал огарком.
Не шевеля почерневших скул,
Дядька долго крутил цигарку,
Впервые беспомощен и сутул.
Рассказ охотника
В пяти верстах от сельсовета
Я жду в кустах его с рассвета.
Он где-то близко, где-то здесь,
Могу следы его прочесть.
Тут он продрался сквозь репейник,
Бродяга пьяный и бездомный,
Перевернул валун огромный
И вылизал весь муравейник.
Там лавровишни ел в кустах,
Ломая косточки в зубах.
Он в рот совал густые кисти,
Он ел, выплевывая листья.
Торчат обглоданные ветки —
Медвежьего стола объедки.
Потом он подымался в рост,
И дерево когтил нежданно,
И десять штыковых борозд
Прорезал по стволу каштана.
В пяти верстах от сельсовета
Я жду в кустах его с рассвета.
Он должен появиться тут,
Он должен появиться тут!
Под мягкой лапой хрустнул прут.
И вот — он тут.
Медведь смотрел спокойно, смело,
Как будто бы сказать хотел он:
Мол, я пойду своей дорогой,
А ты иди в свою берлогу.
И, чуя наведенный ствол,
Шурша листвою по лощине,
Он, не оглядываясь, шел,
Шел, как положено мужчине.
А я прицелиться посмел —
И первый выстрел прогремел.
Его свалил удар свинца,
Над шерстью вспыхнула пыльца.
Он повернулся ко мне так,
Как повернулся б только танк.
Но зверь — он зверем стал теперь —
И на меня пошел, как зверь.
Его отбрасывал свинец,
Он снова шел, привстав.
И близко-близко наконец
Он лег в прохладу трав.
Зализывая кровь и грязь,
Боками жаркими вздымая,
Он лег, со смертью примирясь,
Ее причин не понимая.
Разлапый, он разлегся грузно,
Земле отдав остаток сил.
И стало тихо. Стало грустно.
Зачем медведя я убил?
Сыр
В полдень пришли пастухи в шалаш.