Зов долга
Шрифт:
– Но вы же знаете об этом, значит, познали суть магии пространства? – Я как завороженный следил за движениями сфер дыма, которые в мгновение потеряли форму и лениво расползлись по воздуху клубящимися ручьями.
– Знать, что есть мир и знать, как он устроен совсем не одно и то же, ученик, – строго отрезал мастер и снова крепко затянулся, но в этот раз дым привычно закрутился в танце извивающихся линий и со временем потерял свою плотность. – Но я хотел поведать не об этом, – старик устало помассировал прикрытые глаза и продолжил:
– Заносчивость и тирания даамонцев привела к тому, что Боги, оскорбленные положением своих потомков, пошли против своей природы и вмешались в дела смертных. Они избрали
Беседы, подобные этой случались далеко не часто, но даже так я многое узнал от мастера о том, что окружает меня, но самое главное – я, пусть и немного, но узнал о себе. Я полукровка. Тот, в чьих жилах бурлит кровь великого народа империи Датар. Кровь, подавившая влияние Хаоса. Даже цвет моих глаз, если отринуть легенды желтоглазых выродков, можно объяснить влиянием силы кровавого Геллара, что зависает в небесах Срединного плана словно вестник беды, оповещающий о дне размытых границ. В один из таких дней я и родился, поэтому, кто знает, может это как-то связано...
Я всегда считал себя сиротой. Чужим среди тех, кого и сам никогда не смогу назвать родными, но я совсем не изнываю от жалости к себе. Да, порой я думаю о маме. Я хотел бы знать какая она, счастлива ли в новой семье, есть ли место в ее сердце и мыслях для меня? Да, порой тоскливо. В такие моменты я остро ощущаю нужду в уединении. Украдкой выбираюсь из крепости и провожу полночи в изнурительной тренировке на скальной платформе. Там лишь мерцающий свет иллюзорного светила, холодный камень скалистых гор, вибрация копья в моих руках и яркое воображение, в котором я с упоением, раз за разом вырываю сердце у одного конкретного желтоглазого выродка...
Глава 3
Минас засыпал. Для осколка мира, понятие дня и ночи являлось эфемерным. Здесь тьма, вечным спутником следовала за мерным свечением иллюзорного Геллара, который разливался голубым серебром на неприветливых картинах маленького мира. В сердце этого мира расположился каменный монстр, ощетинившийся острыми зубьями крепостной стены, он неустанно следил за обманчиво безмятежной тьмой мрачного леса, а в пределах его округлой формы постепенно исчезал огонь в глазах неподвижных стражей. Будто, убедившись в безопасности своих обитателей, они засыпали, чтобы вновь очнуться в темноте неизменной атмосферы.
Свет в окнах, словно по цепочке затухал сначала в мелких домах окраинных районов, стремительно погружая во тьму весь город. Редкие таверны первых линий все еще пылали
Более искусные и внушительные постройки поясов ближайших к замку правителя, нехотя подавались общему правилу. Все, за исключением одного из домов. В одиноком окне двухэтажного дома все еще горел свет кристаллической лампы. Своим тусклым мерцанием он охватывал небольшую комнату, в которой спешно облачалась в походные одежды молодая женщина. Ночное платье она заменила комплектом кожаных доспехов, сошедших с рук искуснейшего мастера во всем Минасе. Удобные домашние тапочки уступили свое место жестким высоким сапогам с крепкой подошвой, а длинные пепельные волосы, затянутые на затылке в тугой хвост, скрылись под объемным капюшоном ветхого балахона.
Женщина потухшим взглядом следила за своим отражением в окне, пока не осталась довольна своим перевоплощением. Легким импульсом силы погасила свет лампы и бесшумной тенью забралась по деревянной лестнице на второй этаж дома. Обычно поскрипывающие ступени провожали бесформенный силуэт тихим, почти безмолвным недоумением. Даже капризная дверь в детскую комнату и та бесшумно отворилась, будто затаив дыхание.
В детской комнате царствовало умиротворение и легкий беспорядок. Сида, девочка шести лет, что безмятежно посапывала в своей кровати, обхватив и руками и ногами объемную подушку, отличалась бунтарским характером. Сейчас, глядя на улыбающееся во сне лицо миловидной девчушки и не скажешь, что поутру в мир снова ворвется самая настоящая катастрофа, безудержная и беспощадная. В отличие от своего старшего брата Жарама, который бурчал что-то неразборчивое во сне на соседней кровати, эта маленькая бестия не признавала даже авторитет отца, бывалого воина и охотника. Напротив, она подавляла его волю своей детской наивностью и харизмой.
– Как и подобает дочерям Великой Тарии, – улыбнулась своим мыслям Лия. Она склонилась перед спящей дочерью, едва касаясь губами маленького лобика, а через несколько мгновений оставила незримый след материнского поцелуя и на лбу хмурящегося во сне сына. В этом месте у высокородных датарийцев должен сиять маленький полумесяц. Этот знак, наносят жрицы Тарии, благословляя детей от имени своей покровительницы, тем самым подтверждая силу высшей крови. У Лии этот знак был, ведь сама Богиня одарила ее своим вниманием. Вот только детей, потерявшейся в мирах датарийки некому благословить, ведь они родились и живут далеко от родного дома своей матери. Если бы они сейчас находились в империи Датар, то силу крови этих малышей признал бы каждый датариец, даже несмотря на то, что дети Лии полукровки. Напротив, союз с потомком первородных стал бы причиной величия, но не порицания.
Лия в очередной раз окинула взглядом мирно спящих детей и грустно улыбнулась. Величие? Ей никогда не было до этого дела. Будучи младшей из дочерей королевы, она мечтала лишь о мире и счастье для своего народа, а теперь еще и для своих детей. Для каждого из них...
Дверь снова беззвучно закрылась, породив лишь легкое завихрение воздуха, тут же растаявшего в атмосфере умиротворения. Лия бросила взгляд через правое плечо, где за тяжелой дверью располагалась хозяйская спальня. Особой магией позволяющей видеть сквозь стены она не обладала, но что-то подсказывало, что ее муж, ее верная опора и поддержка, ее любовь, сейчас не спит. Наверняка сидит перед окном, потеряв свой взгляд где-то на поверхности иллюзорного Геллара. По привычке жует нижнюю губу, утопая в омуте тревожных мыслей.