Зов странствий. Лурулу
Шрифт:
«В Каксе статус важнее всего, — пояснила Снук. — Нас познакомят с местной элитой».
«Сиглаф и Хунцель уже несколько раз объясняли, чт'o мы будем делать на Бленкинсопе, — серьезно прибавила Плук. — Нас ждет приятная и обеспеченная жизнь. Нас будут возить в золоченых экипажах и кормить деликатесами. Нам все будут завидовать!»
Монкриф вздохнул и покачал головой: «Ох, девочки, девочки! Такие галантные, такие доверчивые! Боюсь, что правда вас очень разочарует. Пойдемте, сядем подальше от прибоя, и я расскажу все, что вам нужно знать».
Шватцендейл прошелся дальше по пляжу к салуну «Сонк». Вся остальная команда «Гликки»
«Это сложный и многогранный комплекс представлений, маловразумительный по своей природе. Тем не менее, я могу предложить определение, если можно так выразиться, «костяка» нашей доктрины — надеюсь, этого будет достаточно».
Полоскун прокашлялся и произнес самым «культурно-образованным» тоном: «Если я могу позволить себе подобающее случаю замечание, я уже давно размышлял на эту тему и, по сути дела, завершил компиляцию кодифицированных формулировок «тринадцати скрупулезных уточнений»…»
«Благодарю вас, — прервал его Кершо. — В данном случае нет необходимости углубляться за пределы диспозитивных свидетельств, так как мы не хотим обременять ум господина Винго более чем самыми основными замысловатостями».
Полоскун довольно-таки высокомерно пожал плечами: «Никакие разъяснения не позволят проникнуть в суть вещей, если мы не упомянем об обращенных умозаключениях».
«Лучше синица в руке, чем журавль в небе, — сказал Винго. — На мой взгляд, эта древняя пословица все еще не потеряла свой смысл».
«Совершенно верно, — согласился Кершо. — Что ж, я сделаю все, что могу».
Полоскун отважно вмешался: «Если, паче чаяния, Кершо упустит какую-нибудь деталь доктрины, я, конечно же, смогу о ней напомнить. Или, если хотите, я могу сопровождать его изложение периодическими комментариями».
Кершо устремил на молодого паломника вопросительный взгляд — тот внезапно замолчал. Через некоторое время Полоскун спустился с веранды на пляж и стал сосредоточенно швырять камешки в прибой.
«Наш символ веры нельзя назвать непосредственно доступным случайному любителю философии, — сказал Кершо. — Тем не менее, в каком-то смысле он предельно прост. Основное учение заключается в том, что каждый индивидуум волей-неволей создает свою собственную вселенную, в которой он является верховным существом. Как вы могли заметить, мы не используем термин «бог», так как влияние индивидуума не носит всеобъемлющий или всепроникающий характер — у каждого человека свое неповторимое представление о характере и цели мироздания. Допускается, что тот или иной индивидуум способен в какой-то степени манипулировать тенденциями развития или — если можно так выразиться — наклонностями объективной Вселенной. В результате каждый индивидуум населяет такую вселенную, какой он заслуживает — как если бы условия среды его обитания выделялись, подобно поту, из пор
Винго поджал губы: «Возможно, такие люди руководствуются скромностью или даже смирением, что, принимая во внимание характер их вероучения, представляется вполне целесообразным».
«Любопытное наблюдение! — вежливо отозвался Кершо. — Тем не менее, согласно клантической доктрине, каждый индивидуум живет в условиях, формируемых его способностями. Следствия такого взгляда на вещи часто нарушают душевный покой».
«Вполне вас понимаю, — кивнул Винго. — К этому можно было бы прибавить, что преодоление трудностей перекрестной кодификации, по-видимому, становится бесконечной задачей».
«Вот именно! Окончательное преодоление таких препятствий было бы эквивалентно однозначному решению системы огромного множества уравнений, содержащих неопределенное число неизвестных переменных, причем без использования матриц. Работая в Институте, в свое время я пытался сформулировать уравнение, которое позволяло бы согласовать все возникающие диссонансы. Мой метод заключался в исключении взаимно сокращающихся элементов, которые я называл «аберрациями» и «агрессивными членами», с обеих сторон уравнения».
«И что же?»
«Я добился успеха, но успех скорее привел меня в замешательство, нежели внес какую-либо ясность. В конечном разрешении я получил в высшей степени многозначительное равенство: небытие есть небытие».
«Странно, очень странно! — пробормотал Винго. — По-видимому, на этом уровне мы углубляемся в мистическую сферу. Так, как если бы мы шли по ночной дороге, озаренной лунным светом, и нам преградила путь, поднимая руку, высокая фигура без лица».
Кершо мрачно кивнул: «В тот памятный день все, что мне нужно было знать, стало предельно ясно, без фанфар и церемоний. С тех пор я отказался от дальнейших исследований, хотя продолжаю размышлять о многообразных пертурбациях жизни по мере того, как блуждаю в пространстве».
Два человека сидели молча, глядя на набегающие и отступающие волны прибоя. Тем временем Полоскун продолжал швырять камни, время от времени почти попадая в перископ монитора-трапеноида, находившийся теперь гораздо ближе к берегу, чем раньше. Один из официантов трактира позвал Полоскуна и обратил его внимание на поведение монстра, волнообразно изгибавшего ранее неподвижную шею-трубу. Полоскун испугался, отошел подальше от воды и перестал кидать камни. Перископ морского хищника несколько раз раздраженно дернулся из стороны в сторону, после чего стал удаляться от берега, возвращаясь на прежнюю позицию. Полоскун сел на бревно, обратившись лицом к белой звезде Пфитц, погружавшейся в гряду кучевых облаков на горизонте.
Кершо заметил: «Если не ошибаюсь, у Полоскуна несчастный вид. Хотел бы я знать, что вызвало у него такое огорчение».
Винго усмехнулся: «Думаю, что причина мне известна. Он считает, что Монкриф надул его, тем или иным образом, и выудил у него пять сольдо».
«Странно! Полоскун исключительно осторожно расходует свои деньги».
«Не сомневаюсь. Ему показалось, однако, что он заметил промах в одном из фокусов Монкрифа, и он не удержался от пари, рассчитывая с легкостью избавить Монкрифа от десяти сольдо».