Зов странствий. Лурулу

Вэнс Джек Холбрук

Я сказал, что Тремэйн почти наверняка убил моего отца, и что в его компании жизнь моей матери тоже подвергалась опасности. Хармс заявил, что эти обстоятельства не имели отношения к обязанностям МСБР, и что мне следовало поделиться своими подозрениями с общественными контролерами. Мне пришлось напомнить ему, что такой подход подверг бы мою мать риску наказания третьего уровня. Хармс пожал плечами — он считал, что моя мать должна была предусмотреть возможность такого исхода перед тем, как решила сопровождать преступника.

Я упомянул о татуировке Тремэйна. Хармс подтвердил, что фляуты татуируют на шее эмблемы родных селений, но в этом отношении он не мог оказать никакой помощи, так как в его распоряжении не было перечня или каталога фляутских татуировок. По его мнению, такие сведения мне могли предоставить в отделе регистрации актов

гражданского состояния, в бюро демографической статистики или в отделе контроля численности населения. Я попрощался с коммодором и больше не беспокоил его.

На третий день я последовал рекомендации Хармса и явился в отдел регистрации актов гражданского состояния. Через два часа бесполезных переговоров меня направили в отдел контроля численности населения, где после того, как я провел там еще два часа, мне сказали, что интересующие меня сведения проще всего получить в бюро демографической статистики. Просидев еще час в вестибюле этого бюро, я узнал, что служащая, которая могла бы располагать требуемой информацией, отправилась в двухнедельный отпуск на экскурсионной яхте, и что не было никакого способа ускорить ее возвращение. Мне посоветовали навести справки в отделе археологических исследований.

К тому времени я уже понял, что меня нарочно водят за нос, и вернулся в космопорт в отвратительном настроении. На следующий день мы улетели из Коро-Коро.

Теперь «Гликка» вернулась на Флютер. И я намерен продолжить поиск».

Малуф взглянул Мирону в глаза: «Ну вот, теперь ты знаешь, каковы мои планы. Ты все еще не прочь принять участие в этом предприятии?»

«Почему нет? Но как вы намерены приступить к делу?»

Малуф пожал плечами: «Хотел бы я, чтобы мне пришла в голову какая-нибудь хитроумная стратегия, но, скорее всего, придется действовать, как раньше — то есть стучаться во все двери и задавать вопросы, пока кто-нибудь не соблаговолит ответить. Можно надеяться, по меньшей мере, что служащая бюро демографической статистики больше не загорает на палубе яхты».

«У нас есть одно преимущество, — заметил Мирон. — Тремэйн не знает, что мы его ищем».

«Верно».

«А если мы его найдем — что тогда?»

«Многое будет зависеть от обстоятельств».

Мирон поднялся на ноги: «Если вы готовы, я готов».

Малуф тоже встал: «Надень темную куртку. Представимся антропологами из университета Этны на Сансевере. И не забудь про шляпу!»

~

Глава 4

Выдержка из «Путеводителя по планетам»:

«Флютер: эпоха Жуткой смуты»

Посетителям прекраснейшего из миров, как правило, неизвестна эта темная страница истории Флютера. Когда им сообщают факты, в большинстве случаев информация воспринимается с вежливым недоверием или, с точки зрения более сведущих людей, как еще один рубец, оставшийся от раны на теле ойкуменической истории. Так или иначе, ниже приводится краткая сводка событий, происходивших на радующих глаз просторах Флютера в эти мрачные времена.

Первопоселенцы прибыли на Флютер, гонимые невыносимым столпотворением человеческих масс в их родном городе, Кореоне, заполнившем всю поверхность планеты Эргард. Постановление о контроле численности населения стало первым и самым строгим законодательным актом фляутов. Проходили столетия; жесткие ограничения постепенно смягчались, а воспоминания о Кореоне блекли. Угроза перенаселения снова надвинулась призрачной тенью на мирные зеленые холмы Флютера, и лихорадочное стремление возродить древние законы усиливалось — настолько, что теперь это движение воспринимается как массовая истерика. Первоначально, на Конклаве по вопросам коррекции народонаселения, было решительно возобновлено действие древних постановлений. Ревнители контроля рождаемости безусловно преобладали; тем, кто предлагал постепенное сокращение популяции, затыкали рот громогласными заявлениями о необходимости безотлагательных мер.

Каждому селению присвоили индекс, отражавший степень сокращения численности его обитателей, необходимую для соблюдения норм; убийства стали повседневным явлением. В первую очередь отправляли на тот свет престарелых и больных; за ними следовали слабоумные и все, кого считали ущербными в том или ином отношении. Семьи враждовали; старики и даже люди средних лет бежали в дикие просторы на свой страх и риск. Устройство засад превратилось

в своего рода изощренное искусство, но больше всех страдали старики — до тех пор, пока они не объединились и не организовали устрашающие банды «седовласых призраков», бродившие по ночам в поисках детей и плачущих младенцев — схватив ребенка, они тут же разбивали ему голову о камень. Когда численность обитателей селения уменьшалась до уровня, предусмотренного индексом, необходимость в убийствах отпадала, но тайные умерщвления продолжались — по привычке и вследствие застарелой взаимной ненависти.

В конце концов равновесие восстановилось. Численность населения повсеместно поддерживалась на максимальном допустимом уровне посредством неукоснительного контроля рождаемости и фертильности, благодаря ликвидации ненормальных детей и абортам. Мало-помалу возникли те условия, что наблюдаются в поселках фляутов и по сей день.

Возникает вопрос: чем занималось в эти времена МСБР? Иные утверждают, что МСБР относилась к массовым убийствам с полным безразличием — но это не так. На самом деле МСБР могла бы действовать эффективно только в том случае, если бы ее агенты оккупировали каждый из поселков фляутов и Коро-Коро. Для этого потребовались бы армия из как минимум пятидесяти тысяч агентов и настолько широкомасштабная и сложная кампания, что на ее осуществление не было никаких надежд. Было решено, что фляуты, насытившись кровопролитиями, рано или поздно остановятся сами. Так и случилось.

2

В Коро-Коро агенты МСБР держались незаметно, причем в каких-либо активных действиях с их стороны обычно не было необходимости, так как для поддержания порядка и дисциплины среди фляутов в большинстве ситуаций было достаточно влияния общественных контролеров.

Общественные контролеры неоднократно требовали, чтобы МСБР полностью ликвидировало свое отделение в Коро-Коро. В конечном счете МСБР отреагировала на эти дерзкие претензии, построив новое здание своего демонстративно постоянного управления неподалеку от круглой площади О-Шар-Шан.

Малуф и Мирон направились в город по осененному деревьями бульвару Помар под гроздьями белых соцветий, испускавшими тонкий аромат. Они могли бы вскочить на площадку одного из колоритных открытых омнибусов, проезжавших по бульвару — длинных шарабанов с высокими колесами, перевозивших туристов и фляутов от космопорта до площади О-Шар-Шан и обратно. Но астронавты предпочли идти пешком.

Они миновали биржу труда — длинный открытый навес с крышей из рыжеватых пальмовых листьев. Здесь выстроились вдоль прилавка паломники, теперь уже получавшие направления к возможным работодателям. Ни у кого из них перспектива зарабатывать деньги честным трудом не вызывала ни малейшего энтузиазма. Не удовлетворенный полученным направлением, Полоскун наклонился над прилавком и выступал с какой-то высокопарной речью, гневно размахивая справкой. Взглянув на него с некоторым удивлением, служащий спокойно вернулся к выполнению своих обязанностей.

Проходя мимо туристического агентства «Тарквин», Малуф и Мирон задержались, чтобы полюбоваться на машины, заполнявшие стоянку — так же, как Винго и Шватцендейла, их заинтересовала идиосинкратическая конструкция этих транспортных средств. Автолеты из бамбука и пленки, напоминавшие растрепанных крылатых насекомых, изготовлялись, по всей видимости, из местных компонентов, за исключением импортированных силовых блоков. Каждый автолет отличался от других, отвечая вкусам и требованиям конструктора — в некоторых случаях явно любителя. Подобно автолетам, колесные экипажи — «легковушки» — проектировались индивидуально по вдохновению; распорки, рамы и перекладины устанавливались там, где, по мнению изготовителя, они приносили наибольшую пользу. В каждой машине были предусмотрены особые приборы управления — как если бы применение стандартной системы могло оскорбить в лучших чувствах отважного и опытного водителя. Трехколесные «легковушки», предназначенные для бесшабашных молодых людей, занимали отдельный участок стоянки; некоторые были устроены так, что водитель должен был сидеть высоко над двумя задними колесами, а третье, переднее, крепилось на стреле, выставленной вперед наподобие некоего орудия нападения. На тросах, натянутых между носовой стрелой и кабиной управления, висели украшения: развевающийся плюмаж из павлиньих перьев, крылатый херувим, дующий в сигнальный рожок, гротескная голова, корчившая безобразные гримасы в зависимости от того, куда и насколько круто поворачивала машина.