Зовем вас к надежде
Шрифт:
— Идиоты!
— Они говорят, что профессор Линдхаут был в советском посольстве в Вене! Они говорят, что это дело было сфабриковано заранее, что это дело…
Пронзительно зазвенел второй телефон.
Один из техников поднял трубку. Затем он повернулся к Линдхауту:
— Вас!
— Минуту! Кто это? — спросил Кларк. — Подождите, профессор…
— NBC [68] — начальник службы новостей. Я знаю его голос.
— Включите громкоговоритель, Браун. Тогда мы все услышим, чего он хочет.
68
Национальная
Техник сдвинул вниз какой-то рычаг и протянул Линдхауту трубку. Мгновение спустя по помещению разнесся низкий голос:
— Добрый день, профессор Линдхаут. Меня зовут Нортон, Патрик Нортон. Вы меня не знаете…
Линдхаут вопросительно посмотрел на Кларка. Тот сделал знак: отвечать! Линдхаут сказал:
— Я действительно вас не знаю, мистер Нортон.
— Разумеется, нет. Но вы сейчас в ФБР, как мне сказали в «Плазе». Наверняка нас слушают и сотрудники. Они вам подтвердят, что я начальник службы новостей телевидения NBC. — Голос приобрел ироничный оттенок. — На случай, если вы не знаете, дорогой профессор, — мы самая большая телевизионная компания Соединенных Штатов. Сегодня вечером в двадцать один час по Восточному стандартному времени в прямом эфире мистер Брэнксом выскажет свою точку зрения. Передача будет транслироваться телеканалами АВС [69] и CBS… [70]
69
Американская радиовещательная корпорация. — Прим. пер.
70
Коламбиа Бродкастинг Систем, радиовещательная компания. — Прим. пер.
— Что означает: Брэнксом выскажет свою точку зрения? По поводу чего?
— Профессор, уже вся страна знает, что напечатали три нью-йоркские газеты! Есть телефоны, есть телетайпы, все радио- и телестанции Америки уже неоднократно прерывали и будут прерывать текущие передачи, чтобы давать актуальные сообщения о том, что вы здесь, в Нью-Йорке, утверждали перед главным инспектором Лонжи.
— Послушайте, мистер Нортон, я…
— Нет, послушайте вы, профессор! Вы выдвинули тяжелейшие обвинения против мистера Брэнксома! Мы живем в свободной стране, слава богу. Вы должны не кричать, а благодарить меня.
— Благодарить — за что?
— Я приглашаю вас принять участие в передаче «От побережья к побережью» — повторить ваши упреки и, конечно, представить ваши доказательства! В передаче примут участие и другие лица — от Бюро по наркотикам, от палаты представителей, от Белого дома, от «Саны» в Базеле, от французской полиции по борьбе с наркотиками в Марселе…
— А как вы успеете доставить сюда людей из Европы за такое короткое время?
— Мы со всеми уже установили контакт. Они будут сидеть в телестудиях у себя в стране и оттуда давать свои объяснения. Это будет передача чрезвычайной важности.
— И
— Гм… профессор, я думаю, что население этой страны имеет право на быструю и полную информацию по такому драматическому делу. А наш долг — распространять эту информацию! Итак, вы готовы принять участие в передаче? Ваши утверждения чудовищны! Мы даем вам возможность доказать их перед миллионами! Итак?
— Послушайте, мистер Нортон, здесь звонит другой телефон! Дайте мне десять минут времени! Я перезвоню!
— Если для вас в данный момент другой разговор важнее…
— Что значит — важнее? Конечно, вы для меня важнее всего! Я только хочу кое-что прояснить. Я…
— Да, профессор?
— Я… Меня поставили в скверное положение…
— Разве не вы сами это сделали?
— Десять минут, мистер Нортон, десять минут!
— Хорошо, профессор. Я жду. Десять минут. Если по истечении этого срока я от вас ничего не услышу, передача пойдет без вас! — Нортон положил трубку.
— Это был он, на сто процентов, я знаю его голос, — сказал первый техник.
— Стало быть, десять минут. Вы все слышали, Томми? — спросил Кларк в свою трубку.
— Да, — ответил главный инспектор из Бюро по наркотикам. — Забавная история. По-моему, что-то у вас пошло не так.
— Профессору Линдхауту передали в «Плазе» пакет. Мы его здесь открыли. Там был диктофон с голосом его дочери… ужасно. И конверт с ее фотографиями… еще ужасней. Когда пленка закончилась, диктофон саморазрушился. Но мы все перезаписали. Мы успели переснять и все фотографии, прежде чем они самовозгорелись.
Голос Лонжи прозвучал обессилено:
— Господи, еще и это…
— Что — «это»?
— Я только что получил записку… Нортон желает видеть меня в своей передаче.
— Вы пойдете?
— Можете не сомневаться, Ховард! А профессор?
— Я не знаю… Его дочь… если он повторит свои обвинения в эфире…
— Боже, спаси нас всех, — сказал Лонжи и повесил трубку.
Несколько секунд в лаборатории царила тишина. Затем Линдхаут попросил Кларка:
— Пожалуйста, соедините меня с мистером Нортоном.
— Вы согласитесь?
— Я должен. — Линдхаут опустился в кресло. — При всех обстоятельствах. Иначе с Лонжи будет покончено, с вами обоими тоже, да и со мной заодно…
Зазвонил первый телефон. Кларк поднял трубку. У аппарата был Нортон:
— Вы хотели поговорить со мной, профессор?
— Да. Разумеется, я приму участие в передаче сегодня вечером.
— Это меня радует. Мы за вами заедем.
— Не стоит, — сказал Линдхаут. — Меня доставят в студию. Не беспокойтесь.
— Но вы должны быть здесь не позднее двадцати часов пятнадцати минут!
— Почему так рано?
— Вас надо подгримировать. Это прямой эфир!
— Хорошо, — сказал Линдхаут. — В двадцать часов пятнадцать минут. — Он положил трубку.
Колланж уставился на него:
— Вы действительно собираетесь выступить перед камерами?
— Да.
— А Труус?
— Труус, — тихо сказал Линдхаут. — Труус… я должен появиться перед камерой, я должен… Труус найдут… Труус найдут… Почему вы так на меня смотрите?
— Потому что мне очень жаль вас, — сказал Жан-Клод Колланж. — Потому что не могу понять, как Бог в своем всемогуществе может допустить такое.