Зовем вас к надежде
Шрифт:
Небритый и истощенный, Линдхаут сидел у ее кровати и наблюдал за происходящим. Сейчас ему нельзя спать! Он не должен оставлять Труус одну — единственного человека, который был ему еще дорог на этом свете! Линдхаут, не раздумывая, принимал всевозможные стимулирующие средства и ел, не разбирая, все, что ему подавали.
Много людей приходили в палату, где лежала Труус, — в том числе и высокий полицейский чин. Он сказал Линдхауту:
— Мы нашли место, где прятали вашу дочь.
— Где?
— В
— Разумеется, больше там никого не было, — сказал Линдхаут.
— Конечно нет. Наши люди уже так близко подобрались к убежищу, что похитители — ведь передача уже прошла, и Брэнксом был самым лучшим образом реабилитирован — отпустили вашу дочь, а сами сбежали. Следов этих типов мы пока не обнаружили. Ваша дочь, по-видимому, долго бежала по дороге Спиэр Милл-роуд, пока в изнеможении не рухнула.
Линдхаут кивнул.
— Мы действительно сделали все, что могли, профессор. Я не спал две ночи подряд.
— Спасибо, — сказал Линдхаут, — спасибо вам всем. Пожалуйста, передайте это остальным. Я всегда буду вам благодарен…
Офицер полиции смущенно поклонился и вышел из палаты. В дверях он столкнулся с Колланжем, который как раз собирался войти.
— Так продолжаться не может, господин профессор, — сказал Колланж. — Вам нужно прилечь!
— Нет, — ответил Линдхаут, глядя на Труус, которая вдруг начала плакать во сне.
Непрерывно в клинику поступали цветы — самые большие и дорогие букеты были от Брэнксома. Он и звонил постоянно, чтобы осведомиться о состоянии Труус. Когда он в конце концов сказал, что собирается прилететь на своем самолете, чтобы, как он выразился, в эти тяжелые часы быть рядом с Линдхаутом, у того сдали нервы и он начал бушевать.
— Адриан! — крикнул профессор Рамсей, стоявший рядом с Линдхаутом.
— Эта проклятая свинья еще имеет наглость заявить, что хочет прибыть сюда!
— Я это улажу.
Рамсей прошел в свой кабинет, снял телефонную трубку и сказал:
— Чрезвычайно любезно с вашей стороны, мистер Брэнксом, что вы собираетесь прилететь сюда, но после всего, что произошло, у профессора Линдхаута нервы измотаны вконец. Пожалуйста, откажитесь от вашего визита при всех обстоятельствах — я как врач не могу вам его разрешить.
— Понимаю, профессор Рамсей, понимаю… — Голос звучал раболепно. — Конечно, если дело обстоит так… то, разумеется, я не приеду. Передайте привет профессору Линдхауту. В мыслях я с ним и с его дочерью. Скажите ему, что я молюсь…
— Что вы делаете?
— Я молюсь, чтобы Труус быстро поправилась…
Рамсей
— Он просил передать, что в мыслях он с тобой и с Труус и что он молится за нее.
— Подлец, — сказал Линдхаут.
26
В течение долгих часов, которые он провел вместе с Колланжем у постели Труус, Линдхаут вновь и вновь говорил о Брэнксоме. Они оба были убеждены в том, что Брэнксом никоим образом не был жертвой интриги, а действительно является боссом «французской схемы».
— С ума сойти! — сказал Линдхаут. — Вот уж действительно — не было бы счастья, да несчастье помогло! У этого преступника, виновного во всех несчастьях, которые случились и еще случатся, — самая высшая награда, которую Америка присуждает гражданским лицам! Неограниченные средства для его службы по наркотикам! Герой нации! — Линдхаут содрогнулся.
— Бисмаркаллее… — Они оба услышали голос Труус и увидели, как по ее лицу скользнула улыбка. — Клаудио… ты приедешь навестить меня… это прекрасно…
Колланж вопросительно посмотрел на Линдхаута.
— Берлин, — сказал тот, — она бредит о Берлине… Мы жили там, когда она была еще совсем маленькой… а ее лучшего друга звали Клаудио Вегнер… Мы жили в Груневальде…
— О!
— Она никогда не забывала о Клаудио, — сказал Линдхаут. — Он стал известным актером. Много лет назад Труус навестила его в Берлине… Они до сих пор переписываются… Клаудио всего на четыре года старше Труус. Он живет на Херташтрассе, за углом…
— Осторожно! — воскликнула Труус. — Никто не должен знать…
— Она сейчас в Берлине, — сказал Линдхаут. Он встал и сделал несколько шагов взад-вперед. У него ныли все кости. — Эти фотографии не были сфабрикованы, это не был отличный монтаж, как предполагал главный инспектор Лассаль… Это были настоящие снимки! Я знаю человека, передавшего их мне, с конца войны! У него работают первоклассные специалисты. Кроме того, он друг одного моего старого друга. Мы все познакомились при освобождении Вены.
— Я ведь видел доктора Красоткина, — сказал Колланж. — В Базеле. Он же приходил в «Три Короля».
— Ах да, — сказал Линдхаут. — При нынешней политической обстановке в мире советскому послу, естественно, не оставалось ничего иного, как приказать представителю заявлять: без комментариев!
— Через дыру в заборе — ты хитер, Клаудио! — сказала Труус.
Колланж вздрогнул, потому что Линдхаут внезапно закричал:
— Теперь мы должны жить с этой заразой! Брэнксом останется боссом «французской схемы». Он будет материально поддерживать нашу работу и заботиться о нашей безопасности, как никогда прежде!