Зови меня Волком
Шрифт:
Шесть… семь… восемь…
Толпа замолкала лишь, чтоб послушать очередной его крик, и радостно кричала в ответ.
День сделался ночью, и пот заливал глаза. Боль всё усиливалась и усиливалась, и шум в ушах вторил толпе.
Десять… одиннадцать…
Неожиданно темнота сомкнулась над ним, всё стихло, и даже боль ушла.
Снова удар… который по счёту?
Толпа радостно шумела, но плетей больше не было. Спина превратилась в кровавое месиво. По бокам и штанам стекали тяжёлые горячие капли. Это кровь или
Слуга ловко перерезал верёвки и ногой скинул Влаксана с колоды. Он упал на спину. Боль стала невыносимой. Волк заорал.
– Переверните его, – потребовала Брониимира, глядя, как Волк корчится от боли.
Удар сапогом под рёбра повернул его на бок, лицом к толпе. Руки и ноги трясёт, волосы прилипли к лицу, дышать тяжело и рот полон крови.
– Двору понадобится новый псарь. Есть ли среди вас тот, кто желает занять это место? – громко объявила Брониимира.
– Я! – раздался из толпы уверенный, отдалённо-знакомый голос.
– Твою мать! – прохрипел Влаксан.
– Молчать! – раздалось сверху.
Сразу два сапога пнули его: один в спину, второй – в лицо, и всё погасло.
20
Резкий запах ударил в нос. Влаксан открыл глаза. Тёмная комната тускло освещена лучиной. Воздуха мало, он кажется тягучим киселём из полыни, зверобоя и горького корня. Волк лежал на животе, на спину давил тяжёлый груз, не давая перевернуться.
У светца с лучинами тихо дремала девчонка. Влаксан невнятно прохрипел. Он хотел попросить воды, но во рту пересохло так, что язык словно окаменел, губы превратились в две шершавые корки.
Девчушка подскочила к нему:
– Очнулся! – её тонкая мягкая ручонка прижалась к его лбу, – лихорадит. Ты подожди, я мигом! – Суетливо подпрыгивая, она выскочила из комнаты.
Да, куда же?
Влаксан хотел окрикнуть её, но в груди ножами резала боль.
Девчонка шустро обернулась, ведя за собой пожилую знахарку.
– Вернулся, – улыбнулась старушка, – вот и славно. Значит, с нами будешь. Сейчас тебе чуток подсобим. Будет больно.
Старуха быстро сдёрнула с его спины груз, и всю кожу вместе с ним.
Волк хрипло закричал, срываясь на визгливый стон.
– Потерпи, милок, потерпи. Сейчас ещё больнее будет, но надо, чтоб поправиться, – ласково шептала старушка, тряпицей утирая ему лоб.
Старуха накинула ему на спину мокрое покрывало и плотно прижала сверху. Боль была невыносимой, даже голос прорезался. Влаксан зажмурился. Однако придворный палач знает толк в плетях, за драку с пацаном не так пороли. Тогда Бык нашёл в деревне одноглазую ведьму, что за три дня уже поставила его на ноги.
– Ты может, хочешь чего, милок? – заботливо заглянула ему в глаза старушка.
Она добродушно улыбалась беззубым ртом. Всё лицо её было исчерчено крупными морщинками,
– Воды, – прохрипел Волк.
– Дарёнка, принеси-ка воды. И скажи там, что проснулся наш голубчик.
Девчушка быстро кивнула и снова унеслась.
Волк попытался поднять руку и сморщился от боли: под лопаткой словно калёным железом провели.
– Ну-ну, миленький, потерпи. Пока лучше просто лежать, не ворочаться, – старушка смочила тряпицу и протёрла ему лоб. – А ты думал, так легко даётся наказание? Ничего, теперь уже ты с нами. Уж мы тебя не отдадим!
– Кто ты? – выдохнул Влаксан. Звук получился слабый, почти неслышный. Губы его потрескались, и из них сочилась кровь.
– Я Живьяра – придворная знахарка. А Дарёнка – сиротка моя и главная помощница.
– Придворная? – вяло удивился Влаксан, – где я?
– Да, всё там же, милок. В Грате.
– Где именно, в Грате? – сипел Волк.
– Во дворце княжьем.
Волк закрыл глаза, голова была тяжела от боли:
– Почему я при дворе? Меня же судили днём.
– Судили, вчерась, – согласилась старушка, – а мне было велено тебя выходить.
Шумно распахнув дверь, в комнату вошла Дарёнка. Она несла большое ведро воды и черпак:
– Вот, тётушка! – поставила она на пол ведро, – всё сделала.
– Вот и молодчина, – улыбнулась Живьяра, зачерпывая воды. – Держи, милок. Только пей осторожно, вода студёная, а грудь у тебя слабая. Плетьми пару рёбер перебили, да почки отбили тебе. Я, конечно, подлатаю, но времени это займёт немало.
Влаксан жадно припал к черпаку. Он старался пить небольшими глотками, но это не выходило. Пить хотелось нечеловечески. Пожалуй, он мог бы и ведро выпить, что Дарёнка принесла.
Тихой поступью в комнату вошла княгиня.
– Благодарю, Живьяра, Дарёнка. Как он?
– Жить будет, – улыбнулась старушка. – Теперь уж с нами.
– Славно, –произнесла Брониимира. – Оставьте нас.
Старушка с девчонкой послушно вышли из комнаты, плотно затворив дверь. Брониимира оглянулась, приметила небольшую низкую скамейку у окна, подвинула её к лавке и села у изголовья.
Она внимательно смотрела в лицо Влаксану. Ему хотелось спросить, что ей надобно от псаря, который и сесть-то не может от поротья, но не смог собрать мыслей.
– Благодарю тебя, псарь, – тихо произнесла она.
– Государыня, я же, – заговорил Влаксан и осёкся, – я же не смог спасти князя.
Брониимира внимательно посмотрела ему в глаза, лёгкая тень улыбки скользнула по её губам:
– Верно, – медленно сказала она, – но ты спас меня.
– Псы были голодные. Князь велел…
– Готовить их к охоте, – перебила Брониимира. – Я знаю. Но ты не побоялся преградить им путь. Ты не подпустил ко мне ни одного пса. Ты спас мою жизнь. Духи бы не простили, забери я твою.