Зови меня Волком

Славянова Лина

Волк повертел в руках кружку с цветами. Умеют девки во всём видеть красоту и везде её посеять. Чудно!

Он достал букетик, перевязанный тонкой верёвкой, и выплеснул из кружки воду. Уже почти стемнело, а луна уже забралась на спину берендеевых звёзд.

Возле терема раскинул могучие ветви родовой дуб. Волк глянул на цветочки, затем на княжий терем. Вверху, в оконце княжеской опочивальни, едва заметно мерцали отблески свечи. Заправив за пояс цветы, он изловчился и забрался на нижнюю ветвь родового дуба. Бока болели, точно

их ногами пинали. Лезть было неудобно, но приноровившись, всё же добрался до княжеского окна. Брониимира сидела в простом сарафане, отвернувшись от окна, на большой постели и расчёсывала распущенные волосы. Волк прицелился и закинул в окно букет. Княгиня испуганно вскочила и стала озираться по сторонам. Подбежала к окну.

Быстро, пока его не увидели, Волк сполз на ветку ниже.

– Кто здесь? – спросила княгиня, свешиваясь из окна.

Волк спрыгнул на землю и рухнул под дубом. Надо бы сбежать, но не вышло даже подняться.

– Ты? – изумилась Брониимира и захлопнула ставни.

Влаксан отполз под дерево, сел, привалившись к стволу. Грудь и спина болела, а в бока точно ножи воткнули.

Ладно. Помоями не окатила, и то не плохо. Волк коснулся ребра –слева болит, точно синячище. Рядом валялся платок Живьяры. Крепче укутавшись, он вспомнил хлёсткую пощёчину княгини и улыбнулся. Могла бы и выставить со двора за такое или снова высечь.

Собраться с силами никак не удавалось, слишком тяжело далось дерево. Тихо скрипнула дверь княжеского терема.

Волк подобрал ноги, и, цепляясь за ствол дуба, поднялся. Ежели кто из дружины его приметил, то нужно быстрее убираться.

– Нет-нет, – раздался голос княгини, – жди здесь.

Она тихонько сошла по лестнице и пошла по тропинке к дубу. Её голубой простой сарафан светился, точно отражение луны, мелькая между листьев смородины.

Волк затаился в тени. Брониимира вышла точно на него.

– Что ты делаешь в моём саду?

– Знахарка погулять отправила, от её терема слишком далеко до Чёрного двора.

– И она не сказала тебе, что будет, если тебя здесь поймают?

– Сказала, – Влаксан говорил мягко и тихо, как любят девки.

– Значит, к ответу призывать тебя, а не её?

– Меня.

Брониимира показала голубой букетик:

– Твоё?

– Было моё.

– Было?

– Теперь твоё.

– Благодарю, – недовольно пожала плечами княгиня. – Ты же понимаешь, что вот это, – она потрясла цветами, – тебя и выдало?

– Более чем. Ты же любишь цветы?

– Тебя это не касается, псарь.

Даже в темноте было видно, как она зарделась.

– Ежели велишь меня снова высечь или со двора погнать, я приму. Только бы это стоило твоей улыбки, государыня.

Брониимира не сдержалась и смущённо улыбнулась, прикрываясь широким рукавом сорочки, точно дитя.

– Ну, вот, – тихо приободрил её Волк, – теперь мне и суд не страшен.

Княгиня поёжилась и робко глянула на Волка:

–

Красивые цветы.

– Погоди, – он снял с плеч платок Живьяры и расправил его над княгиней.

Брониимира сжалась и отпрянула от него:

– Не надо!

– Ты чего?

– Не трогай меня!

– Я только хотел укрыть платком. Ты замёрзла, государыня, – Волк протянул ей платок.

– Благодарю.

Осторожно, точно побитый щенок, она взяла платок и укуталась в него:

– Неужели оно того стоит? Так глупо рисковать ради потехи?

– Я гратич. Ты моя княгиня и служить тебе – честь. Я готов рисковать жизнью ради твоей потехи, если это понадобится.

Он нагло глядел ей прямо в глаза, читая в них страх и неподдельный интерес.

– Мне пора, государыня, – Волк приложил руку к сердцу и поклонился. – Прошу прощения, что побеспокоил твой сон.

Княгиня кивнула:

– Иди, Волчий сын, и не попадись дружине.

– Позволь провожу до терема?

– Я у себя дома, и здесь вся охрана – моя. А вот тебе лучше не разгуливать в княжьем саду. Иди, дерзкий псарь из Награя.

24

Когда Волк вернулся, комната была пуста. Казалось, после встречи с княгиней сутки не уснёт, но стоило дойти до лавки, как усталость взяла своё.

Мысли о Брониимире не отпускали и на утро: её нежные руки и то, как очаровательно она краснеет, прячась за рукавом сорочки. Такая махонькая, точно пташка, и такая запуганная. Как она дёрнулась, когда Волк к ней потянулся… до чего же Брониимир был жесток.

– Ну, что, милочек? Поправился? – зашла в комнату Живьяра.

– Благодарю, – кивнул Волк.

Старуха огляделась и строго подбоченилась:

– Куда же ты дел мой платок?

– Одолжил.

– Кому?

– Княгине.

– Когда успел?

– Вчера в саду.

Старуха села на сундук и опустила руки на колени:

– Ты что же? Говорено тебе, чтоб не видал никто! Теперь и меня к ответу призовут…

– Не призовут, – спокойно ответил Волк.

Живьяра схватила с сундука тряпку, да наотмашь хлестнула Волка:

– Эх! Как дала бы тебе по хребтине! Бестолковый! Тьфу, – Живьяра махнула рукой, смягчаясь, – Хорошо. Гладишь, дня три и отпущу тебя. Коли нет нужды тебе здесь лежать. Да княгиня уже требует. Но гулять больше не просись, раз ты такой строптивый.

Три дня пролетели, точно сокол. К обеду четвёртого пришёл крепкий дружинник в красном:

– Пошли, – объявил он, и, не дожидаясь, развернулся и вышел из комнаты.

Влаксан быстро вскочил, и, на ходу натягивая сапоги, поспешил следом. Мужик вёл его коридорами, пересекая одну избу за другой. Сначала Волк считал повороты и комнаты, но быстро сбился и просто старался не отставать от провожатого.

Эх! Удачно он обновился у кожевника. Не стыдно в новой обувке да безрукавке перед княжьим двором явиться.