Зуб мамонта. Летопись мертвого города
Шрифт:
Булат лежал на спине и пристально всматривался в собственную ладонь, пытаясь постичь божественный смысл материального мира. Каждый шорох в доме, каждый звук, доносящийся с улицы, воспринимался его воспаленным, гудевшим от чудовищного напряжения мозгом как катастрофа. Ложь была во всем. Настоящий, истинный мир был окутан ложным туманом слов. Тома лжи стояли на книжных полках. Ветер носил прах лживых слов.
Иногда во сне он говорил на истинном языке. И мир являлся ему таким, каким был на самом деле. Он просыпался, переполненный непереносимым счастьем, и все забывал. Отчаянно пытался вспомнить последнее, ускользающее в черный провал памяти слово на языке Бога, но не мог.
Однажды женщина, наблюдавшая за ним с потолка, устав от изнурительной игры в «кто кого переглядит», перестала улыбаться,
Ему никогда не вспомнить истинный язык. А если так, зачем жить?
Вошел отец и сказал:
— Дышать нечем. Давай откроем форточку.
Булат любил тишину и не терпел уличных шумов. Но в открывшуюся дыру вместе с ветром влетели в комнату далекие, едва слышные звуки фортепиано. Они были так нежны, так чисты, что Булат заплакал. Он понял, почему так волнует его эта музыка. Она приближалась к языку Бога.
Он поднялся и, шаркая, придерживая руками брюки, вышел за калитку. Впервые за пять лет. Как охотничий пес по струе запаха, шел он на тихие звуки единого, понятного всем языка мимо редких прохожих. Они вздрагивали, увидев его, и долго смотрели вслед. Но он ничего и никого не видел, весь обратившись в слух.
Когда музыка смолкла, Булат остановился и огляделся. Со всех сторон его окружали развалины многоэтажных домов. В пустых проемах черных, как тоска, окон гудел ветер. Сквозь холмы обрушившегося кирпича и бетона прорастали искалеченные деревья. Дома без смысла, деревья без смысла. В проемах домов спешили куда-то унылые люди, обреченные на вечную ложь. Пустой мир, в котором нет души и нет истины. Его тело было изнурено долгим путешествием, а душа опустошена. Он опустился на пень, оставшийся от спиленной березы, и в миг, когда глаза застлали слезы отчаянья, УВИДЕЛ истинное слово. Оно было похоже на призрачную оболочку души, готовой наполниться весомой материальностью. Стоило произнести это слово — и мертвый город оживет, зазвучит человеческой радостью и печалью, плачем и смехом, лаем и звоном. Он и секунды не сомневался, что именно так все и произойдет…
Пророк повесился на собачьей цепи в дощатом туалете, сколоченном из горбыля, так и не поведав миру о своем откровении, поскольку понял, что истинный язык ему не откроется, а говорить на мертвом языке мертвого города он не хотел.
За оградой из труб и колес поливальных агрегатов стоит в безмолвии восточный город из «Тысячи и одной ночи». Впервые увидевшие его рядом с трущобами Степноморска, убогими деревеньками и аулами недоумевают: отчего людям, прожившим нелегкую жизнь в скудном достатке и некрасивых домах, после их смерти, продав последнюю лошадь, родственники строят великолепные дворцы? Вопрошающие не верят в вечную жизнь и думают, что было бы правильнее использовать деньги, потраченные на посмертные мавзолеи, для строительства гаражей и особняков. Может быть, может быть… Но как расстаться смертному человеку с последней надеждой на вечную жизнь? Неужели он родился и жил ради этой трещины в плотине, этой дыры на месте Медвежьей сопки, развалин мертвого города?
Среди мавзолеев вечного города затерялась скромная могила человека, о тихой жизни и великом лежании которого мало кто слышал. Лишь два-три человека знают о его поисках истинного языка, но не могут решить: был ли он сумасшедшим или гениальным провидцем. Мало кто верит в вечную жизнь, но кто о ней не мечтает. Там, в раю, наверное, все души говорят на едином языке, сотворившем мир. Неужели и там что-то их
Смерть недоверчивого человека, открывшего ему свою сокровенную тайну, ввергла Руслана в тяжелую тоску. Он снова смотрел на мир глазами бездомной собаки. Мир был сер и пах серой крысой. Жизнь казалась организованным бредом, где люди без устали занимались производством дорожной пыли. Все, что оставляет после себя человек, рано или поздно превращается в пыль. Каким бы бесконечно большим ни казался человеку мир, всегда найдется точка обзора, откуда его просто не существует. Мы живем в нуле. Сама вечность прячется в нуле. Никто больше не строит ковчег, потому что плыть некуда.
Это была мрачная философия мертвого города, особенно безысходная оттого, что Руслан не мог поделиться этими мыслями с Козловым. Просто потому, что перестал разговаривать с ним.
К счастью, время от времени природа сходила с ума, начинался буран. В метельные дни Руслан без цели бродил по мертвому городу. Снежный ветер перемешивал привычную скуку, превращая развалины домов, обрубки деревьев и остатки оград в расплывчатые видения. Редкие прохожие, снежные люди, внезапно возникали из белого и навсегда пропадали в белом. В один из метельных вечеров сумасшедший ветер загнал Руслана в «Графские развалины», и Енко возобновил разговор, начавшийся в накуренной избе лесной деревушки.
А почему бы и не съездить? Посмотреть на маму, отчима, старого кота Фильку.
«А если я ЭТОГО не найду?» — «А ты постарайся». — «Постарайся… Не китайские тряпки на барахолке купить». — «Ну, в крайнем случае тряпки и привезешь».
Вот и хорошо, привезу ему две сумки барахла. Но сопутственно этим размышлениям и, как ему казалось, безотносительно к предстоящей поездке Руслан думал: хорошо бы заработать денег. Сразу и много, чтобы построить дом отцу, чтобы хватило на учебу. В развалинах мертвого города жил Соблазн, лохматое существо, тоскливо воющее по ночам. Его гнусавый вкрадчивый голос искусителя вплетался в завораживающий скулеж вьюги, в треск горящих в печи поленьев, проникал в сны. Что ты делаешь в этой дыре среди стариков, у которых ничего впереди, кроме кладбища, не осталось? Эта маленькая планета не принадлежит никому. Но кто-то живет в мертвом городе, где мороз по ночам разрывает стволы деревьев, а кто-то летит в Париж, чтобы заказать костюм на один вечер. Никто не вытащит тебя из этого захолустья. Так устроена эта проклятая жизнь. Пойди и возьми то, что тебе нужно. Ты не лучше и не хуже других. Просто надо иметь смелость отнять у других то, что не принадлежит никому. Посмотри на собак, разрывающих тушу, и ты поймешь, по каким законам устроено человеческое общество. Разница лишь в том, что претензии голодного пса ограничены объемом его желудка.
Впервые увидел Руслан родной город глазами человека из провинции. Знакомая улица после развалин Степноморска удивила никчемной роскошью рекламных щитов, горящими разноцветьем вывесками на латинице, мерцанием светящихся гирлянд на деревьях, плотным стадом иномарок с непроницаемыми стеклами. Он попал в другую страну, благополучную и чужую. Этот город был лишен привычных запахов, привычного настроения. Горожане, разговаривающие по мобильным телефонам, сидящие в кафе и выходящие из иномарок, выглядели иностранцами. Он был изгнан отсюда всего год тому назад, но в городе жил уже совсем другой народ. Впрочем, обвинять город в замкнутости и надменности было несправедливо. Таким же обособленным государством жили Степноморск и, вероятно, другие населенные пункты. Но и это была не вся правда. Каждый человек был отдельной страной, объединенной с другими людьми лишь взаимным недоверием.
Капитализм густо прорастал первыми этажами, пластик и ложный мрамор обвивали старые здания, словно тропические лианы — знакомые тополя. Светились изнутри бутики и кафе, полыхали фейерверками казино. Эти светящиеся ниши под темной тяжестью старых зданий, казалось, были лишены несущих стен и оставляли впечатление опасной хрупкости. Тряхнет посильнее — и верхние этажи обрушатся на искрящееся изящество витрин. Новые здания вклинивались в знакомые улицы. Казалось, они были перенесены из благополучной Европы. Но, приглядевшись, Руслан узнавал знакомые с детства дома. Они просто были одеты в чужие одежды. Город напоминал попугая.