Зубы Хроноса
Шрифт:
В саду меня встретила плачущая Иоана. Моя дочь не знала ласк матери, умершей при родах, и, словно несчастье, обрушившееся тогда на нас, отметило ее на всю жизнь, с самых ранних лет проявляла необычайную зрелость. Это смуглая девочка с удлиненным лицом, окаймленным черными косами. Всегда молчаливая, она смотрит на мир задумчиво, словно взвешивая людей и события, но иногда вдруг предается приступам необычайного веселья, которые меня пугают. Она начинает прыгать, как мяч, и смеяться, напервый взгляд, без всякой причины. Доктора объяснили мне, что это своего рода «компенсация». Вообще же, обычно строгая, она
Но против своих убеждений она и пальцем не шевельнет. Такие дети плачут редко. Поэтому меня испугали слезы, с которыми она встретила меня, когда в то утро я вернулся с рыбалки.
— Что случилось? — воскликнул я, бросая ведерко и сачок и кидаясь к ней, чтобы схватить ее на руки.
— Лягушка! — пробормотала она сквозь слезы. — Злая лягушка!
— Какая лягушка?
— Красная! Злая лягушка… Я хотела поиграть с ней… а она меня уколола…
И протянула мне правую руку. Ладонь и кожа пальцев были и в самом деле красные, словно обожженные крапивой.
— Где эта лягушка? — спросил я.
— Я бросила ее в яму… В наказание.
Я не стал спрашивать Иоану, в какую яму она ее выбросила, и удовольствовался тем, что, как истинный горожанин, слыхавший о существовании ядовитых лягушек, смазал ее ладонь спиртом и затем мазью. Она жаловалась на чесотку и весь день потирала свою ладонь и нежную кожу пальцев. Вечером, ложась в кровать, она свесила правую руку, явно не перенося мысли, что она может коснуться простыни или наволочки.
Несколько раз мне почудилось, что Иоана говорит во сне, но я не был уверен, что она в самом деле произнесла слова «красная лягушка». Обычно спящая без движений, как неодушевленный предмет, на этот раз она вела себя беспокойно и всю ночь крутилась в кровати.
— Что тебе приснилось? — спросил я ее утром. Но она беспечно пожала плечами: — Забыла!
Ладонь, еще красная, больше ее не беспокоила. Когда я выходил из сада, Иоана, казалось, была в обычном настроении. Поэтому я спросил ее, помнит ли она, что вчера выбросила в яму какой-то предмет.
— Да, — сказала она. — Красную лягушку.
— Куда ты ее выбросила?
Окинув взглядом грядки овощей и цветов, я вспомнил, что на днях наш хозяин и в самом деле выкопал неглубокие ямы, в которые хотел что-то посадить. Теперь ямы были зарыты. Иоана сделала несколько шагов между грядками, повернулась в одну сторону, потом в другую и неуверенно призналась: — Я не помню…
— А эта лягушка и в самом деле была красная?
— Да, — сказала Иоана. — И безногая!
Я взглянул на нее с удивлением.
— Как это безногая?
— Так. Безногая! И двигалась вот так, вот так…
Сложив ладони, она начала ритмично разнимать и складывать их снова, пытаясь передать движения странного существа.
— Глупости! — сказал я. — Не бывает безногих лягушек. Наверное, ты ее не рассмотрела…
На этот раз Иоана взглянула на меня пристально и снисходительно улыбнулась.
— Нет, рассмотрела, папочка… И даже подержала в руках. Она была красная.
И взглянула на ладонь, хранившую следы прикосновения ядовитой кожи животного. Разумеется, я был заинтригован. Но не мог же я придавать слишком большого значения замечаниям шестилетней девочки, до тех
Однако, спешить мне было некуда и наверное поэтому я еще на минуту продолжил разговор.
— А какая у нее была кожа? — спросил я несколько насмешливо.
Дочь ответила сразу же, не раздумывая: — Гладкая. Как красный мячик.
Окончательно убедившись в своих предположениях, я весело рассмеялся и перевел разговор. Мне не впервые было сталкиваться с силой детского воображения.
Я вспомнил, как в последний день рождения Иоаны неожиданно вошел в ее комнату и увидел множество малышей, столпившихся вокруг перевернутого стула.
— Тш-ш-ш… — шепнула мне Иоана, повернув ко мне личико, преображенное страхом. — Ты его разбудишь!
Стул оказался заснувшим львом…
Примерно такой же породы должна быть и красная лягушка, решил я, и, взяв дочку за руку, отправился с ней на прогулку. Мы шли, как двое взрослых, лишь изредка перекидываясь парой слов и спокойно любуясь окрестностями, потому что Иоана чувствует, когда мне не хочется отвечать на ее бесконечные вопросы, и умеет молчать. Мы прокатились по Дунаю на лодке, выкупались и вернулись домой. День прошел без особых инцидентов.
Но назавтра я стал свидетелем событий, которые заставили меня задуматься. Я взял книгу и уселся с ней под кроной ореха, росшего в углу сада; Иоана играла в прятки с малышами хозяйки и соседскими ребятишками. В мирной атмосфере каникул их крики и смех не мешали мне, а напротив, казались тоже мирными и спокойными, и наверное я задремал с книгой на коленях. Открыв глаза, я увидел, что, всем телом прижавшись к стволу ореха, Иоана «дежурит». Она спрятала лицо в согнутую левую руку, в то время как правая свисала у нее вдоль тела, ладонью наружу. Я помню, что заметил красноту кожи и удивился тому, как долго не проходит раздражение, на которое она, к счастью, больше не жаловалась.
— Готово? — крикнула Иоана, не поднимая головы.
Она подождала еще секунду и, не получая ответа от товарищей по игре, не желавших выдавать свои убежища, повернулась к ореху спиной. И тут, к своему великому удивлению, я услышал: — Мариоара! За ивой возле забора. Раз, два, три… Гицэ! За свинарником! Раз, два, три… Василе! На яблоне! Раз, два, три.
И так, по порядку, она назвала все укромные уголки, в которых прятались дети. Один за другим они выходили теперь из своих убежищ и приближались к нам, поглядывая на Иоану из-под опущенных ресниц. Я понял, что они стесняются меня, но что, если бы меня здесь не было, они разоблачили бы мою дочь, которая, несомненно, «дежурила» нечестно. Я уткнулся в книгу, притворяясь, что ничего не заметил. Иоана была оживлена, весела и горда, она обнаружила все убежища, даже не начав искать ребятишек.
— Чья очередь дежурить? — спросила она, но ей никто не ответил.
Переминаясь с ноги на ногу, все смотрели на нее недружелюбно.
— Я больше не играю, — осмелился наконец Гицэ, маленький плотный мальчуган.
И, решительно шмыгнув носом, он повернулся на пятках и направился к воротам.
— Я тоже, — сказала Мариоара.
Разочарованная, Иоана смотрела на них с таким видом, словно ничего не понимала, и это огорчило меня больше всего.
— Почему? — крикнула она. — Ведь еще рано!