Званый ужин в английском стиле
Шрифт:
— Эмили!
— Сударь, вы не имеете права… — прошипела Антуанетта. Но Амалия уже стояла возле дивана, а за ее спиной сразу же возник следователь с лицом французского мушкетера.
— Посмотрите сюда, — объявил Билли, указывая на пятно на светлой оборке. — По-моему, это порох. И мне страсть как любопытно узнать, откуда он тут взялся.
Глава 28
Три
Евдокия Сергеевна тихо пискнула и выронила веер. Владимир Сергеевич медленно поднялся с места. Варенька вцепилась в руку композитора. Что касается доктора, то он, судя по его лицу,
— Антуанетта? — прошептала Анна Владимировна. — Но… этого не может быть!
А виновник всего переполоха, Билли Пуля, пребывал на седьмом небе. Ведь Амалия наградила его таким ласковым взглядом, каким она на его памяти не смотрела ни на одного человека на свете. Но тут Антуанетта неожиданно запустила когти свободной руки в его руку. Американец взвыл и отпрыгнул назад, а дочь хироманта вскочила с места.
— С меня довольно! — объявила она по-французски. — Я хочу уйти! Я подданная Франции, и вы не имеете права меня задерживать!
Она кинулась к двери, но первым там оказался брат адвоката. Судя по его решительному лицу, в ту минуту Владимир Сергеевич не собирался вспоминать ни о чьих правах.
— Пока в доме идет следствие, вы не имеете права его покидать! — крикнул он.
Но Антуанетта не собиралась сдаваться. Она бросилась на Городецкого с напором, которого никак нельзя было заподозрить в женщине, и попыталась вырваться из комнаты. Однако на выручку Владимиру Сергеевичу подоспели мужчины — помощник Марсильяка Соболев и Павел Петрович. У хозяина дома имелись свои счеты к дочери хироманта, из-за которой его во всеуслышание обвинили в убийстве. Объединенными усилиями они вдвоем оторвали отчаянно сопротивляющуюся Антуанетту от Городецкого и заставили ее вернуться на место. Евдокия Сергеевна тотчас вскочила с дивана, словно рядом с ней оказалась гремучая змея, и Иван Андреевич последовал ее примеру.
— М-да, — тяжело уронил Корф, созерцая безобразную сцену. И больше ничего не сказал.
Билли, тряся раненой рукой в воздухе, подошел к Амалии. Доктор предложил ему свои услуги, но американец наотрез отказался. Марсильяк теперь пытался успокоить возбужденного Городецкого.
— Она убила моего брата! — крикнул Владимир Сергеевич. — И я намерен сделать все, чтобы мерзкая тварь получила по заслугам!
Антуанетта разрыдалась, закрыв руками лицо. Баронесса посмотрела на нее, покачала головой и занялась рукой Билли. К ним подошел Александр.
— Значит, убийца — она? — спросил Корф, кивая на Антуанетту.
— Как видите, — ответила Амалия.
— Но зачем? Она сумасшедшая?
Амалия бросила на дочь Беренделли хмурый взгляд и довольно сухо ответила:
— Возможно. Хотя по ее поступкам так не скажешь.
Варенька широко раскрытыми глазами смотрела на Антуанетту. Значит, вот как выглядит настоящий убийца. А с виду даже и не подумаешь. Просто некрасивая девушка с длинным носом, правда, очень хорошо одетая. И из-за нее они все здесь извелись, подозревали бедного композитора, потом дядю Павла, которые были ни при чем. Совершенно ни при чем! Сколько неприятностей для честных людей!!
Марсильяк очень вежливо попросил мадемуазель Беренделли успокоиться и обратился к гостям. Не будут ли они так добры перебраться в другую комнату? Хотя бы в соседнюю, курительную. Ему необходимо допросить подозреваемую, что удобнее
— Да-да, конечно, все, что пожелаете! — воскликнул Павел Петрович. Он был до смерти рад, что кошмар закончился.
— А я желаю остаться! — запальчиво выкрикнул Владимир Сергеевич. — Не забывайте, речь идет о моем брате!
— Если уж на то пошло, — вмешался Никита, — я был бы тоже не прочь услышать, почему сия особа убила женщину, которая не сделала ей ничего плохого!
Антуанетта затравленно покосилась на него и вытерла слезы. Но Марсильяк был неумолим: он, его помощник Соболев и мадемуазель Беренделли должны остаться здесь, а остальные весьма его обяжут, если подождут в другой комнате.
Громко переговариваясь и бросая на убийцу возмущенные взгляды, Верховские и их гости покинули большую гостиную и перебрались в небольшую курительную, обставленную старой дубовой мебелью. Доктор закурил, но сломал несколько спичек, прежде чем ему удалось зажечь сигарету.
— Сразу же можно было догадаться, что убийство графини и адвоката ее рук дело, — заявила Евдокия Сергеевна. — Ведь ни один из нас не способен на такое!
Ей никто не стал возражать.
— Странно, — задумчиво произнес Митенька. — Преступность — результат социальной несправедливости, но по виду барышни я бы не сказал, что она испытывает лишения.
Амалия закончила возиться с рукой Билли и насмешливо поглядела на юношу.
— Вы, Дмитрий Павлович, придаете слишком большое значение книгам, которые того не стоят, — заметила она. — Уверяю вас, реальная жизнь плохо укладывается на страницы учебников. Как выразился немецкий поэт Гете, «сущее не делится на разум без остатка». Не болит? — спросила она у Билли. — Вот и прекрасно.
«И все-таки баронесса слишком умничает, — подумала Варенька. — Разве такое может нравиться мужчинам?»
— Вы не верите во влияние социальных условий на человека? — отважно ринулся в атаку Митенька. Мать тревожно взглянула на него.
— Почему же? — любезно откликнулась Амалия. — Однако выбор все равно остается за конкретным человеком. Он может поддаться влиянию среды, а может противостоять ему. И вообще любые условия подчиняют нас ровно настолько, насколько мы согласны им подчиниться.
— Но преступность… — вновь начал Митенька.
— Конечно, вы знаете о ней куда больше, чем господин Марсильяк, раскрывший сотни убийств, — вмешался Александр, которому не терпелось щелкнуть по носу самонадеянного юношу.
Митенька вспыхнул. Он хотел ответить, что господин Марсильяк тут совершенно ни при чем и вообще это абсолютно разные материи, но ни с того ни с сего на молодого человека напал страшный чих. И пока он чихал, барон Корф успел прочно забыть о его существовании.
— Занятный выдался вечер, — заговорил он, подойдя к Амалии. — Однако сдается мне, господин Марсильяк не справился бы без вас… И без вашего друга. По-вашему, что руководило мадемуазель Беренделли? Она мстила за убитого отца? Не верю. Не в привычках покойной графини было подсыпать людям мышьяк или вонзать им в грудь нож. А Константин Сергеевич вообще вне подозрений, потому что у него, как пишут в уголовных романах, неоспоримое алиби. Тогда что? Ревность дурнушки к хорошенькой женщине? — Он пристально поглядел на Амалию. — Тогда она точно не поставила бы графиню на первое место.