Звено золотой цепи. Исторические повести о еврейском народе
Шрифт:
Мари опешил в недоумении: «Куда же исчезла лиса? Словно под землю провалилась!» И он был недалёк от истины. Лиса пролезла в дыру, уходящую вглубь горы; ему удалось обнаружить лазейку, когда он раздвинул ветки куста; ножом расширил проход, а когда протиснулся внутрь, поднявшись во весь рост, оказался в большой подземной пещере.
Несколько дней ушло, чтобы проход стал настоящей дверью, а пещера – уютным жилищем. Хозяин смастерил полки, стол и кровать, а вместо стульев притащил колоды. Рядом протекал горный ручей с чистой и холодной водой. Новый дом стал уютным местом для жизни, скрытым от постороннего глаза.
Мари много работал; от постоянной физической нагрузки стал сильным и выносливым; лицо огрубело, появились морщины, отросла борода. В нём трудно было узнать того робкого юношу, которого взяли в плен разбойники; он уже не напоминал бывшего беглого раба; располнел, возмужал, одевался прилично, ездил на лошади. Мари походил на степенного торговца, зажиточного человека, главу семьи, но большой семьи у него не было. Его жена, Лея, не рожала. За это время она выучила язык, и Мари легко с ней общался. Ценил скромность и доброту жены.
У молодой женщины проявились небывалые способности, улучшившие их семейный достаток. Лея начала плести корзины, и так искусно, что казалось, будто раньше только этим и занималась. Мари обустроил для жены небольшую мастерскую, нарезал гибкие тонкие прутья, а она аккуратно и умело сплетала их, превращая в удобные, вместительные и прочные корзины. Товар быстро расходился на рынке, к концу дня не оставалось ничего.
Оживлённый рынок занимал немалую площадь. Успешный торговец за приличную сумму приобрёл постоянное место. Помимо главного входа, имелись и другие, и Мари въезжал с товаром на рынок с разных сторон, что затрудняло определить место его проживания; и возвращался он другой дорогой, незаметно разворачивался и лишь тогда направлялся к дому, сбивая с толку тех, кто пытался им интересоваться.
Эти предосторожности позволяли скрываться от дурного глаза, избегая неуместных и нежелательных расспросов. Мари по-прежнему опасался мести главаря разбойничьей шайки. Из толстой ветки старого дерева он вырезал увесистую дубинку и постоянно носил её с собой; острый нож, найденный в день побега, служил надёжным оружием защиты и охоты…
Их дом был чистым, уютным, тихим уголком семейной жизни. Лея проворно готовила еду, убирала, стирала. Молодая женщина одевалась просто и скромно. Лишь одно украшение принадлежало ей: небольшой золотой медальон, который она никогда не снимала по необъяснимой причине, скрытой далёким происшествием на границе Египта, лишившим её памяти о прошлой жизни.
Единственное, что огорчало Мари, – отсутствие детского смеха в доме; не хватало о ком заботиться, любить и баловать; да ещё и бывшая соседка Гида, выследившая их и приходившая за данью, обещая молчать о новом месте проживания молодой семьи. Он отстёгивал ей звонкие монеты, не зная, как избавиться от назойливой женщины, понимая, что её визиты не к добру, предчувствуя беду, потенциально исходившую от алчной и развратной женщины. Она, не стесняясь, предлагала себя сильному и красивому мужчине,
Мари старался долго не разговаривать с вымогательницей, отдавал деньги и скрывался, а Лею попросил не появляться в присутствии назойливой сплетницы. Но Гида выследила её, когда Лея с полным кувшином воды возвращалась домой; выскочила ей навстречу так неожиданно, что Лея опешила и уронила кувшин, а Гида смеялась, как сумасшедшая, потом закашлялась, умолкла и провожала испуганную женщину долгим завистливым взглядом.
Милая, опрятно и просто одетая Лея не походила на мидьянитянок; её красивое лицо с бездонными голубыми глазами, длинная коса с вплетённым лесным цветком вызвали бы зависть не только у Гиды… И Мари, зная нравы и повадки соотечественников, понимал, что от зависти до ненависти всего лишь шаг, а потому и скрывал своё сокровище от вульгарной грубости и несдерживаемой похоти…
Пролетали дни, месяцы и годы. Маленький домик у подножия горы, где жили Мари и Лея, казался им небольшим островком, скрытым в бушующем море нелёгкой жизни. Но зато на островке царили любовь и уважение, мир и согласие. В свободное от работы время они любили отдыхать в лесу, лакомясь ягодами и наслаждаясь ароматом ярких цветов.
Однажды, гуляя, расположились прямо на бархатном травяном ковре рядом с большим пнём, оставшимся от дерева, сожжённого молнией; в дупле соседнего дерева заметили пчелиный улей, радуясь возможности отведать лесное богатство – душистый мёд. Решили даже запастись мёдом; Мари помчался за кувшином, а Лея, ожидая мужа, не смогла сдержаться, поспешила полакомиться.
Страшный крик нарушил тишину старого леса. Мари вернулся с кувшином и обомлел, увидев ещё одного любителя лесных даров. Разъярённый медведь ни с кем не хотел делиться своим богатством. От дикого страха Лея закрыла лицо руками, а лапа страшного животного повисла в воздухе над склонённой головой испуганной женщины; к счастью, Мари вернулся вовремя. Лапа медведя не успела опуститься на голову Леи; рискуя жизнью, отчаянный храбрец подлетел к хищнику и с огромной силой по самую рукоятку вонзил нож в затылок лесному чудовищу.
Нож не убил медведя; тот обернулся мордой к Мари и заревел так громко, что Лея, потеряв сознание, свалилась на землю. Рёв раненого зверя не испугал героя; выхватив из-за пояса смертоносную дубинку, Мари отчаянно двинул медведя по черепу, вложив в удар силу и желание любой ценой защитить любимую женщину.
Медведь рухнул как подкошенный рядом с Леей. Дубинка раскроила ему череп, и мозг с кровью брызнул на землю. Мари поспешил на помощь к потерявшей сознание жене. Вода привела её в чувство; она открыла глаза, оглянулась и, о чудо, заговорила на непонятном языке!
Мари вдруг вспомнил давно забытые дни, когда, спасаясь от преследователей, впервые близко увидел еврейских рабов у границы Египта. Слыша незнакомую речь, пытался понять суть разговора; но после того как разъярённый египетский надсмотрщик увёл несчастных, оставив в опасности дочь одного из них, у юноши больше не было возможности где-то услышать язык евреев, тем более что девушка, спасённая им, забыла свой родной язык и все подробности прошлой жизни, отзываясь только на своё имя Лея, услышанное Мари в тот далёкий день их встречи.