Звенья одной цепи
Шрифт:
Смотритель должен быть неженат и бездетен? Какой бред. Хотя… К мифу об оружии, которым мне нельзя пользоваться, это утверждение очень хорошо подходит. Сделаю вид, будто понял, о чем речь, и скажу… правду. Одну из.
– Жена ушла от меня.
– О, понимаю! – Комендант поднес к губам серебряный бокал. – Чувства без взаимности и все прочее… Но вы решительный человек. Браво!
Я очень глупый человек, если подписался на службу, тонкостей которой не знаю. Интересно, в записях прежнего Смотрителя имеется что-нибудь насчет семейной жизни? Наверняка. Нужно будет только найти.
– С вашего позволения,
– Дерка? А, того парня… Не извольте беспокоиться, найдется. Если завтра поутру не вернется в форт, отправлю патруль на поиски. В горах ведь всякое случается. Может, еще нога какая подвернулась…
Охота, с которой комендант вдруг согласился помогать, настораживала. Видно, и в самом деле утром все должно было решиться так или иначе. Я испросил позволения отправиться вместе с патрулем, что тоже не вызвало возражений у эрте Элбена. А потом нас с Ньяной проводили в одну из казарменных комнат устраиваться на ночлег.
Защитница легла прямо на неразобранную койку и даже не стала укрываться одеялом. Впрочем, ее жировая прослойка наверняка позволяла спать и на голом снегу, а меня слегка познабливало, причем непонятно, от чего больше: от напряженного привыкания к новым обстоятельствам или от ожидания предстоящего путешествия.
– Как думаешь, найдем Дерка?
– А что думать-то? – зевнула Ньяна. – Наиграется в солдатиков, сам придет.
– Странно, что патруль не вернулся вовремя.
– А почем вы знаете? Может, они ту же охоту или рыбалку устроили, вот и задержались. Все веселее, чем на каменные стены весь день пялиться.
Это верно. Сидеть в форте скучнее. Время уж точно тянется медленнее.
– Комендант, конечно, неправ. Нельзя было необученного парня просто так брать и посылать в патрулирование.
– А чему там учиться? По горам Дерк ходить умеет не хуже этих, гарнизонных. Да и в драке не сробеет.
О, слышу что-то новое!
– Он любит подраться?
– Все молодые парни любят. Только ему Соечка запрещала, строго-настрого. Говорила, незачем силой хвастаться, если почтенного повода на то нет.
– И он слушался?
– А как не послушаешься? Невеста же.
Странно. Мне почему-то кажется, что молодецкая удаль всегда берет верх над разумом. Особенно если пытаться ее сдерживать.
– А ты не думаешь…
– Да спите уже! Завтра козлом по горам наскачетесь, так пожалеете, что не отдохнули всласть.
Выспался я хорошо, несмотря на то что еще битый час после того, как в тишине прорезался тоненький храп Ньяны, раздумывал о причинах, заставивших деревенского дурачка нарушить невестины наказы. В итоге решил, что девица попросту довела парня придирками, и тот захотел напоследок перед впряганием в семейное ярмо, так сказать, ощутить всю полноту жизни.
Наступившее утро оказалось до одури ясным и солнечным, что, конечно, радовало глаз, но под голыми кронами горного леса приносило больше неудобств, чем удовольствия. Хорошо еще, накануне не было дождей и земля под ногами была вполне сухой, иначе блики от каждого мокрого камешка свели бы меня с ума за первые полчаса движения патруля. Неспешного движения, надо сказать. А впрочем, куда нам было торопиться? Маршрут известен заранее, время рассчитано, единственным поводом вернуться
Выходили мы не из главных ворот форта, а из потайных, расположенных ближе к концу крепостного коридора, по которому пришлось топать примерно три четверти мили. Вдалеке виднелось еще что-то вроде калитки, через которую, судя по всему, ходил ловить рыбу комендант. Смутило меня только одно обстоятельство: калитка была сквозная. То есть ровно напротив нее во второй стене был точно такой же проход. Все бы ничего, но он, прорезающий внешнюю стену, явно был пробит намного позже, чем построен сам форт, к тому же не был оснащен особым каменным козырьком, который легко обрушить в случае опасности, и потому вопиющим образом нарушал неуязвимость крепости, а значит, совершенно точно не был задуман зодчим. Больше всего походило на то, что калитку использовали для тайного пересечения линии обороны. Я попытался вспомнить, как выглядел макет форта на комендантском столе, но это занятие вскоре пришлось бросить, потому что каменистая тропа под ногами требовала к себе очень большого внимания.
А еще меня удивила Ньяна, оставившая в комнате теплый кафтан, зато накинувшая сверху просторное полотнище с широким круглым вырезом для головы, закрывавшее всю фигуру до колен. Мне подобное одеяние казалось малоподходящим для прогулки по лесу, но защитница ухитрялась цепляться за сухие веточки деревьев куда меньше, чем я. Вернее, не цеплялась вовсе, чем вызвала заслуженное уважение солдат патруля, особенно того, что был помоложе и только начинал осваивать науку бесшумного передвижения по лесу. Взгляды, направленные на меня, я предпочел не ловить, чтобы не возникало желания огрызнуться и заявить что-то вроде «видели бы вы меня еще год назад…».
Тропа была нахоженная, видно, патрульные очень редко отклонялись от намеченного пути. Что говорило об одном из двух: либо этот маршрут проложен исключительно разумно и проходит по всем ключевым точкам, подлежащим наблюдению, либо жизнь форта протекает не менее чинно и скучно, чем жизнь Блаженного Дола. Для полной уверенности следовало бы еще взглянуть на донесения коменданта, только мне почему-то казалось, что их тон и содержание один в один повторяют творения усопшего эрте Ловига.
Если внизу, в долине, уже вовсю пахло весной, то здесь царило что-то вроде безвременья. Снег давно сошел, но травы пока не было и в помине, словно зима давным-давно покинула свой престол, а следующая по очереди правительница природы затерялась где-то в пути. Да, если тут всегда так сменяются времена года, со скуки помереть недолго. Впрочем, не только со скуки.
Полян на протяжении нашего пути встретилось немного, и каждую из них можно было пересечь десятком шагов, но эта оказалась поистине великаншей среди своих сестер. Настолько большая, что смогла уместить на своей чуть наклонившейся в восточную сторону груди целых четыре мертвых тела, между которыми можно было пройти, не задевая торчащую колом от засохшей крови одежду.
– Боженка милосердная! – ахнула Ньяна и зачем-то тут же прижала ладошку к губам, как будто слова могли потревожить покой умерших.