Зверь-из-Ущелья. Книга 2
Шрифт:
– Но вы же…
– Ну и что? Я чуть было не поддалась мирской слабости, чуть не совершила ошибку. Но где бы я была, если бы сбежала с ним? Кем бы я была, чем занималась? Овец пасла на равнинах? Или выпекала пироги в Лестре? – она брезгливо дёрнула краешком губ, будто сама эта мысль была ей невыносима. – На равнинах дети гор теряют свою силу, Дар гаснет, а жизнь постепенно уходит. Да и жить с мыслью о том, что тебя проклинают все близкие, казалось слишком страшной. И твой отец… – Верховная вздохнула. – У него всегда был непростой характер, нам было бы тяжело ужиться вдвоём. В конце концов,
А своё ты положила на алтарь.
Глядя на Матушку Этеру сейчас, я начала сомневаться в том, что она бездушная каменная статуя – от неё настолько сильно тянуло горечью несбывшихся надежд, что я ощутила невольное сочувствие. А потом напомнила себе, что эта женщина виновна в гибели тех, кого я любила.
Верховная никого и никогда не жалеет. Вот только…
– Вы всегда выделяли меня, заступались, когда кто–то пытался издеваться надо мной из–за цвета волос и всех моих странностей. Пожелали сделать своей преемницей… Почему?
– Потому что твой Дар очень силён, ты не раскрыла и половины своего потенциала, Рамона.
– И только поэтому? – я не поняла, как вскочила на ноги и подошла вплотную к Матушке Этере. И теперь уже я оказалась в роли нападающей, а она защищалась – отгораживалась стеной гордыни и непоколебимости, которую, оказывается, было возможно расшатать.
– Конечно, поэтому. Почему же ещё?
– Может, потому… – я прищурилась. Я знала, что поступаю жестоко, но ничего не могла с собой поделать. – …потому что вы всё время представляли меня своей дочерью? Представляли, что это вы могли стать моей матерью и родить моему отцу ребёнка?
Краска схлынула со щёк Матушки Этеры. Краем глаза я заметила, как напряглись её пальцы.
– И каждый раз сожалели, что не решились тогда на побег? Может, на алтаре из вас выдернули не всё человеческое? Может, что–то ещё осталось?
– Замолчи, Рамона, – тихо произнесла она, но было в голосе что-то, отчего у меня по спине прокатились ледяные мурашки. – Вздорная девчонка, ты ничего не понимаешь! Этот лестриец задурил тебе голову, а ты поддалась, забыла о долге, о доме, о чести!
– Неужели? – наверное, сейчас самое время остановиться… – Знаете, что я успела понять? Вы всегда врали. Любовь не может осквернить, наоборот – она возвышает и дарит крылья.
– А после со всего размаху роняет на камни головой.
– Как вас?
Ноздри тонкого носа затрепетали, и жрица отвернулась. Бросила через плечо:
– Я думала, что ты умнее. Ты смотришь на мир наивно и восторженно, как дитя. Иногда я удивляюсь тому, что Матерь Гор наградила тебя таким Даром. Но кто я такая, чтобы с ней спорить? Такова Её воля.
– Лучше лишите меня Дара, как Ольда. Кстати, это я его выпустила, – добавила равнодушно.
– Я уже поняла это. Ты не понесла никакого наказания, потому что нужна мне. Но, Рамона, ты не задумалась о том, что Ольд может попытаться отомстить?
Задумывалась. И не раз. Очень многообещающий у старейшины был взгляд.
– Он дал слово, что не станет этого делать.
– Глупая, –
– Мне не нужна ваша помощь. Ничего от вас не нужно, – ответила как можно презрительней. – Мне всё равно, что со мной будет. Мне незачем жить.
Верховная наградила меня тяжёлым взглядом.
– Это решать не тебе. Ты принадлежишь Матери Гор. И мне.
Глава 22.
Время тянулось невыносимо медленно, дни сменялись днями, а мне только и оставалось, что бродить по комнате и вариться в собственных мыслях. Они рвали на части, сдирали кожу – даже во сне не было желанного покоя.
Снилось, что я иду, обнажённая, между рядами искателей – и каждый норовит бросить в меня камень. Даже подруги, даже Орвин. Снились колючие глаза отца, его перекошенное от злости лицо. Сжатые до белизны губы Орма, занесённый нож и этот ужасный хруст, который будет мерещиться мне до конца дней.
Снился Ренн. Я плакала, а он целовал мои губы и волосы. Обнимала его, но каждый раз ладони касались влажной от крови рубашки. Он падал в сырую траву, и я не могла его удержать – бессильно махала руками, хватая пустоту.
Просыпалась вся разбитая и шла к окну – долго стояла, пока холодный осенний ветер не высушивал слёзы.
Ещё я долго взывала к Дару, к самоцветам, скрытым под толщей породы, пытаясь ощутить тот блаженный трепет, что охватывал меня всегда при общении с родной стихией. Но она молчала. Тем более, не получалось создать врата – все силы иссякли, вытекли, как воды через брешь, что образовалась на месте души. С тоской я вспоминала то время, когда хотела избавиться от оков магии, и сейчас, когда моё желание, казалось бы, осуществилось, я чувствовала лишь пустоту и разбитость.
Меня никто больше не навещал, даже отец. Только молчаливая пожилая женщина из храма приносила поднос с едой дважды в день. Я уже успела смириться с одиночеством, как в один из дней проснулась от тихого скрежета.
– Лаара? – сон как рукой сняло. Я даже глаза протёрла, потому что не поверила. – Ты что здесь делаешь?
Жрица лисой скользнула в комнату и притворила за собой дверь.
– Я пришла вызволить тебя.
Теперь я не только глазам не поверила, но и ушам! Ох, Матерь Гор, я что, ещё сплю? Лаара ведь терпеть меня не могла, всегда отворачивалась, когда мы сталкивались на ритуалах, и её длинное лицо искажала недовольная гримаса.
Но сегодня она была другой.
Тем временем Лаара суетливо вытащила из–за пазухи перидот в серебряной оправе. Алмазы в углах ромба засветились, рассыпав искры по стенам.
– Откуда он у тебя? – спросила я потрясённо, гадая, как Сора и Орв уговорили её помочь достать столь ценный амулет. И почему выбрали в помощницы именно её, а не, скажем, Иниру.
Хотя несчастной Инире теперь на всё наплевать, а Лаара до сих пор оставалась непосвящённой. Может, её неприязнь ко мне не так сильна, как я думала?