Зверь Лютый. Книга 19. Расстрижонка
Шрифт:
– - И чего теперь?
– - А - всё.
Застольные члены рассматривали меня с недоумением. Феодор громко фыркнул и весело посмотрел на Андрея. Андрей, как ему свойственно при любых непонятках, собрался рассердиться. И - остановился. Он очень внимательно меня рассматривал, явно подозревая продолжение. Я тянул паузу, ожидая его прямого вопроса. Вот тогда, с чувством глубокого превосходства и с позиции недосягаемой компетентности, я, пожалуй, объясню этим всем... так это, особо доходчиво. Для ещё недоразвитых и уже затормозивших.
Ваня, понтов -
– - А "всё" - это что? Что теперь должно случиться?
Глеб, почувствовав мой дружественный тон при обсуждении предыдущего подарка, не удержался. И задал тот риторический вопрос, который я хотел бы получить от самого князя.
Значит - не судьба. Не в этот раз.
– - Главное, княжич, что теперь должно НЕ случиться. Вот тот добрый человек, боярин, большой и очень сильный, теперь не сможет свободно двигаться. Вот был бы на его месте какой-нибудь плохой человек, я бы его так пристегнул. И ушёл по делам. Стражу, там позвать, или кваску попить, а он бы...
Й-ё-ё! Мать моя женщина! Гос-с-поди! Ну нельзя же так!
"Портосу" было очень неудобно сидеть. Он успел чуток подёргаться, ощутил свою беспомощность, ограниченность.
В смысле: перемещения, распрямления и рукоположения.
В смысле: рук - на стол.
Положение рук его не устраивало - он дёрнул.
Безрезультатно: руки - под лавкой, лавка - под попой. Под его, массивной такой, знаете ли, кормовой... Перепугался, взбесился, заревел, рванул и встал.
Вместе с лавкой. И всеми на ней седоками.
Вратибора я поймал в последний момент.
Просто инстинкт сработал - как у хамелеона на пролетающее. Только не языком.
Остальные "седоки" ловили сами. Пол. Кто спиной, кто затылком, кто... другими частями тела.
Все кричат, слуги орут, охрана визжит.
Половцы - что возьмёшь, у них боевой клич такой... визгливый.
"Портос"... бедняга. Выпрямится не может, стоит, над столом согнувшись. Поскольку руки - в ж... э... в между ног. И орёт прямо в лицо сидящей, по другой стороне стола, княжеской семье.
Старшенького, Изяслава, которому этот ор со слюнями прямо в лицо, от неожиданного акустического удара - с лавки снесло, только сапоги над столом воздвиглись.
Соседа его, братика Мстислава, пестун с лавки сдёрнул. Очень корректно. С точки зрения безопасности. А вот по критерию: соприкосновение тыковки княжической с полами каменными... не очень. Ещё одна пара красных сапог над столом торчит - пятками болтают.
Сам пестун - бывалый, видать, мужичина - ножичек нулевого размера вытащил, в сторону "Портоса" - по-тыкивает, голоском матерным - по-рыкивает. Хорошо - не достаёт. В смысле: ножиком. Так-то по ушам... всем.
Тут "Портос" меняет тональность рёва из чисто удивлённой на более целенаправленно озлобленную. И начинает этой дубовой лавкой, освободившейся от всех задниц, кроме его собственной, изображать... хвост райской птицы в период добрачных игр.
Не в смысле: свернуть-развернуть, а в смысле: поверни
Я уже говорил, что "нахлобучивать" от слова "клобук"? Во-от...
Как "Портос" скамейку из-под всех выдернул, так Федя с неё и слетел. Хорошо слетел: стук затылка епископского об полы белокаменные - я и в общей суматохе расслышал. Такой... внятно дубовый стучок был. Со нежным звоном от эмалей, херувимов, бриллиантов и панагии.
Ну и оставался бы там! Так нет же! Он же епископ, ему же больше всех надо!
Второй-то духовный с первого раза лёг по-покойницки. Вытянулся вдоль стеночки, ручки на груди сложил, пятки - вместе, носки - врозь, и молится втихаря. А Федя вставать вздумал.
Высунулся. Весь в этой своей... панагии. На клобук нахлобученной. А тут навстречу... "хвост райской птицы" на развороте. При выходе из виража типа "плоская бабочка". Сверхзвука ещё нет, но уже жужжит. Тесина дубовая в хайло мерзопакостное. Ёйк... И, с обоснованной паузой на долетание - юкк-гхх-кха!
Снова: характерный деревянный стук человеческого черепа об полы белокаменные. И индустриальное шипение от проездки обильной плоти человеческой - по оным же.
Помните ли вы, как с помощью наждачной бумаги отучить кота вытирать задницу об ковёр?
– "...До батареи только глаза доехали". Тут центрального отопления нет, а так-то...
И - стихло. Жаль - не покатилось.
Куколь на голове - хорошо. Но - мало. Надо и в голове хоть чуток иметь. А то - отвалится. Вместе с выхухолью. Ой, виноват!
– С куколью!
Глава 406
Это - на том конце стола. А на этом - сидит одинокий девятилетний ребёнок. С выпученными глазами, распахнутыми зубами и растопыренными руками... Потому что надо спасаться.
Куда-то.
Наверное.
Но старшие ничего умного не говорят.
Глебушка, дитятко. В такой момент взрослых лучше не слушать. Они такого наговорят... матом. Потом всем стыдно будет. Иди ко мне, деточка. А то наставник твой, сука обряснутая, под стол спрятался, оставил ребёнка одного-одиношенького. "На поле битвы роковой".
"По полю лавки грохотали
Прислуга шла в последний бой...".
Иди-иди, не бойся. Ментор твой теперь не скоро выть перестанет. Нефиг было гениталии свои менторские по сторонам разбрасывать, когда я мимо гуляю.
"Портоса" слуги сбили, вшестером на него залезли, прижали к столу. Из прочих человек пять-шесть - кто плашмя лежит, кто в раскорячку по государевым палатам ползает.
Как же там, в былине, про Илью Муромца?
– Махнёт, будет - улочка, отмахнётся - переулочек? Так у Ильи по тексту - булава! А здесь-то просто лавка! В крайне неудобном захвате руками между ног.