Зверь Лютый. Книга 21. Понаехальцы

Бирюк В.

Кузнецы-универсалы в боярских усадьбах будут кушать и дальше. Боярин такого кормит, потому что свой — вдруг понадобится.

Кузнецы в глухих местностях. Не побежит крестьянин чинить жёнкин серп за полста вёрст — пойдёт к соседу. А вот новый — купит в городе. Мой, стальной. И от этого многим сельским кузнецам придётся «закрывать лавочку». И доход уходит, и мастерство менять надо: почти все изделия на «Святой Руси» составные — стальное лезвие в железном корпусе. Операции «наварка», «вварка» — отпадут.

Точно не скажу, но пять-десять тысяч семейств по всей Руси моя печка — сдвинет.

«Жертвы

прогресса».

Мужичок, который «в свободное от основной работы время» — между севом, покосом и жатвой, вышел на болото, наковырял там руды, вдруг обнаружит, что его труд — не нужен. Вот лежит во дворе это дерьмо комковатое и… и лежит.

Обозлится. Выместит свою обиду на жене, на детях. Морды набьёт, за волосы потаскает. Но дерьмо-то… никуда не делось. А без него — не свести концы с концами. И ты, дядя, вдруг стал бестолочью. Несостоятелен. Как глава семьи — не можешь обеспечить прокормление домашних.

Проходили. После развала Союза.

Дядя будет нервничать, пить, бить с тоски домашних и соседей. Сдохнет. Вдова и сироты пойдут по миру. Кому-то повезёт. Возьмут в батраки, в прислугу, в холопы. Остальные… смерть в канаве, в горячечном бреду под осенними дождями — благо. Хуже — когда оголодавшие волки живьём в лесу рвут.

Типовой вопрос русской интеллигенции: «кто виноват?».

Ответ? — Несколько… не типичный для интеллигенции.

Я.

А ведь просила меня мама!

– Ванечка, всякое твоё слово — лишнее! Веди себя прилично, интеллигентно!

Простите, маменька, не могу.

Я лишаю людей источника средств существования. И все последствия — на мне. Их вдовство, сиротство, нищета, ранняя смерть…

Альтернатива? — Не делать этого. Не пытаться обжелезить всю Россию. Пусть дохнут, как дохли. По сто тысяч детских трупиков в год. Зато душа моя — чиста и непорочна. Для верности — помолиться и причаститься.

«Да весь мир познания не стоит… слезок ребеночка…».

Фёдор Михалычу — верю. Только ведь «слёзки» — и с той, и с другой стороны. И у тех кто умрёт от этой моей «бля…», и у тех, кто помирает от её отсутствия. Что важнее: уменьшение общей суммы? Или — именно в вот этой группе — углежогов, рудосборщиков…? Или — личное участие в изменении баланса «слёзок»?

Попандопулы! Понимаете ли вы, что наша деятельность хуже нарезки свежего лука? От нас не просто плачут, от нас — умирают. Вы, лично, готовы видеть, как ваши предки, русские люди, мрут от вашего «прогрессизма»? Как мухи в первые холода — трупики россыпями.

Мрут от голода, от нищеты. Повсеместно. «В полях под снегом и дождём».

Заплакать, закрыть глаза и убежать в стенаниях?

Они будут сопротивляться. Будут бить торговцев, моих и своих, кто привезёт моё железо. Будут буянить или умолять власти. О протекционизме, о том «чтоб было как раньше». Увы, печка — заработала. Что прогорела — фигня. У меня хватит упрямства сделать эту «бляу…» — постоянным элементом пейзажа «святорусской» жизни. А вам — из этой жизни придётся уйти. Технологически, социально или совсем, физически — ваш выбор.

Прогрессизм эз из. Изменись или сдохни. Делайте свой выбор, господа-соотечественники.

«Вы — свободные люди».

* * *

–

Господь всемилостивейший! Спаси и помилуй! Что ж это деется?! Ведь ты всё… будто пожар лесной… всё снесёшь, всё сожжёшь… Ведь я всю жизнь — торговал. Хитрил, убеждал, улещивал… Нюхом ловил, намёком понимал… А теперь… Это ж не торг! Это ж… будто ледоход — всё своротит, вывернет! К чему таланты мои, умения редкостные, коли ты весь русский торг… словно ураган прошёлся… всех нынешних торговцев, кого я знаю, с кем дела вёл, за столом сидел… всех в нищету, на паперть, христарадничать, милостыню просить…

Николай смотрел на меня с ужасом. Как-то я с этой стороны… А ведь он прав: кроме несколько тысяч семейств, которые существуют с изготовления и обработки чёрного металла, есть с сотню семейств, для которых торг железом — основная специализация.

Николай плачется не только о ремесленниках, которые продают продукты своего труда в своём селении, о коллегах — купцах, которые возят эти изделия по Руси и за её пределы.

Это немногочисленное, довольно устойчивое, «насквозь знакомое» сообщество. Большинство — наследственные. Занимаются этим бизнесом целыми родами, несколько поколений. «С дедов-прадедов». Они в этом — «собаку съели». «Железную собаку». А не, к примеру, «полотняную».

Купцов-универсалов — мало. Куда меньше, чем, например, кузнецов-универсалов. И переменить область деятельности, перейти, к примеру, в верёвочники (торг верёвками) или восковики (торг воском) — крайне тяжело. Нужно начинать снизу, с младшего приказчика, нужно заново пробиваться на рынок, подлизываться и кланяться матёрым торгашам, прислуживать на подхвате, проситься в долю, набивать шишки…

Николай — из универсалов. Дальние купцы, «заморские гости» вынуждены работать с более широкой номенклатурой товаров. Далеко не все, но больше, чем купцы местные. Так — диверсификацией — уменьшают риски непредсказуемости удалённого торга.

Хотя он сам из «ткачей» — по тканям, но многих «железячников» — знает, как-то общался, торговался. Он «умеет найти подход», «выбрать момент», «показать товар лицом»… Все эти отточенные таланты, накопленные знания, устоявшиеся связи… Часть его личности, его жизни… — в труху. Репутация, которую он зарабатывал годами. Иногда — в ущерб сиюминутной выгоде.

Кого из «железячников» ты знаешь в Орше? С кем из них как разговаривать? К кому с пивом идти, к кому — с бражкой?… — Стало не надо. Пошёл «снос по площади». Если из его знакомых в этом бизнесе уцелеет один из десяти — уже много.

Отпадает нужда в куче специальных знаний. Ты можешь отличить хорошую косу по звону? — Не надо. Оно все одинаковы. Ты знаешь куда и как смотреть, чтобы оценить качество наварки лезвия на топоре? — Не надо. Лезвия не навариваются. Стандартизация, унификация. Весь рынок изделий — мои изделия. Одинаковые. По моему ГОСТу.

Конечно, остаются игры с транспортными расходами, хранением, с «объегориванием» партнёра или конечного покупателя. Но куча вариаций товара, поставщика, изготовителя — большая часть профессиональных, интеллектуальных, душевных проявлений конкретного торговца — пропадает. Не просто «здесь и сейчас» — навсегда, в масштабах «всея Руси».