Зверь придет с рассветом
Шрифт:
– Ведьмы! – заорал он режущим уши голосом. – Ведьмы проклятые! Смотрите, люди добрые! Смотрите!
Толпа молчала. Десятки тревожных взоров переходили то на Муна, то на Лили, то на тяжелую луну, прогрызшую облачный тлен.
– Лили! – Мать стояла на крыльце, растрепанная и бледная. – Лили, они тебя…
– Не бойся, мама. – Лили смерила Муна и его паству холодным взглядом. – Я справлюсь. Никто из них не посмеет причинить нам зло.
– Да я сожгу тебя, тварь! – Лицо священника перекосилось от гнева,
Что-то тревожило их. И Лили разглядела, что именно. Из теней, павших от стен ее ветхого дома, глядели беззрачными глазами мертвые животные. Почти невидимые, они прятались во тьме и смотрели…
Смотрели.
– Быстро идите в дом. – Лили подтолкнула Ирэну в спину. – Мама, запри дверь изнутри. Я тут сама разберусь. – Она встала перед входом, уперла руки в бока. – Уходите прочь, учитель Мун. Вам здесь не рады.
Священник от услышанной наглости чуть дар речи не потерял.
– Ты… - прошипел он. – Ты… Пошла против самого святого Эвгая!
– Мне плевать на Эвгая, - сказала Лили, и силуэты зверей колыхнулись в темноте в такт ее словам.
И хрустнуло что-то под коньком крыши, зашипело, затрещало. Разошлись доски фронтона, выпуская наружу хохочущую лисью голову. Выросшая до размеров кабаньей, она скалила страшные зубы и щурила глаза, заходясь в спазмах безумного смеха. Меж рогов пульсировала и дрожала шаровая молния в великолепии синеватого грозового блеска.
– Ты грешница! – Лицо Муна побагровело от ярости, глаза вылезли из орбит, а в углах измятых морщинами губ взбилась пена. – Ты должна понести наказание!
– Это ты должен быть наказан, - мертвым голосом ответила Лили, ощущая, как последние всполохи страха взметнулись в груди и растаяли, будто искры гаснущего костра, облитого дождем. – Ты пришел сюда без приглашения. Ты мучил моих подруг. Ты обманывал жителей деревни. Травил и оскорблял меня. Можешь сколь угодно прикидываться хорошим и нужным, но это не так. Не так…
– Не так… - За спиной скрипнула дверь, и выпала под ноги полоса желтого света.
– Не так, - уверенно произнес еще один голос.
– Не так! – Рядом встала Фая, выпрямилась во весь свой немалый рост, распрямила плечи и потрясла большой деревянной скалкой, прихваченной в кухне. – Ты обманщик и злодей, Мун. Похотливый негодяй! Что ты делал с моими подругами, пользуясь своей властью, а? Расскажешь нашим родителям и женихам? Давай, не стесняйся! Выкладывай все как есть!
– Так вы, ведьмы, сговорились? – Мун сделал шаг вперед, но тут же отступил испуганно, потому что лисья голова оскалилась страшно и прижала уши. – Вот же гадины… Гадины! Эй ты! Жена Лота! – заорал он, обращаясь к матери Лили.
Та вышла вперед послушно. Дрожа. Подняла ввалившиеся вглубь черепа глаза. Сцепила пальцы.
– У меня есть имя, - сказала вдруг.
–
Но мать Лили будто не слышала его.
– Меня зовут Элохима, - сказала она.
– Я не безымянная. Не безымянная… - Слезы застыли в бесцветных глазах, и из губы, прокусанной до крови, стекла на подбородок тонкая алая струйка. – А вы… Ты… Отстань уже от нас, слышишь? Отвяжись от моей девочки! Оставь ее наконец в покое!
– Что? – Лицо Муна скривилось, губы перекосились в жутком оскале. – Что ты несешь, полоумная? Останови, девку, сказали тебе. Пусть отзовет своих демонов.
– Не отзову.
– Лили стиснула зубы. Опять… Почему опять кто-то хочет отнять у нее тех, кто рядом? Сколько можно терять тех, кто дорог? – И не отступлю. Я дома. У себя дома. А вы… - Она оглядела уставшими, потухшими глазами Эвгаевых последователей. – Вы пришли сюда незваные, установили свои злые порядки. Обвинили невиновных. Замучили слабых. Уходите прочь.
– Да как смеешь ты перечить мне, гнусная тварь? – ярился Мун. Пот тек по его морщинистому лбу, по обвисшим щекам. – Мы казним тебя немедленно! И всю родню твою. Всю деревню вашу проклятую…
Сил говорить и терпеть не осталось. Лили давно поняла, что убеждать тех, кто всегда будет глух к ней, бесполезно. Для Муна она не человек. Так, букашка, которую можно раздавить для забавы. Так к чему разговор? Пора произнести последнее слово и закончить все. Поставить точку.
И она произнесла то самое слово.
Слово силы.
Слово власти.
Слово воли.
И надежды.
– Ин номене октаграмматон…
Тут же лисья голова под коньком крыши закричала надрывно и свирепо. Звук был столь оглушителен, так резанул по ушам, что взвыли от боли и люди, и животные.
Живые и мертвые.
Затрепетал меж раскинутых на фоне звездного неба рогов искристый шар-молния, задергался, раздулся, а потом шарахнул росчерком ярких зигзагов прямо в Муна.
И наступила тишина.
Глава 31. Час расплаты
Алкир, занявшись своими, одному ему ведомыми делами, указал им нужный путь и исчез в лабиринтах цитадели.
Полукровки ринулись вперед, но их уже ждали.
В длинном коридоре, что должен был вывести к тайному ходу.
Они знали, что примерно так и случится, поэтому были готовы.
– Щиты! – скомандовал Флоки, и первый ряд строя в единый миг обернулся стеной.
Ощетинился копьями. Оскалился вторым рядом длинных топоров, готовых перелететь через головы щитоносцев и ударить из укрытия по врагам. Замерли в глубине отряда несущие гроб полукровки. Опустились на одно колено, скрываясь за спинами братьев по оружию.