Зверь
Шрифт:
Я встал и официальным тоном проговорил:
– Извините, дамы и господа, весьма сожалею, но вынужден вас покинуть. Работа, знаете ли. А вы отдыхайте, разлекайтесь, словом, чувствуйте себя как дома.
– Ты куда?
– встрепенулась Таня.
– Я с тобой.
И хотя её голос был почти так же категоричен, как прежде, а взгляд отливал металлическим блеском, я почти не реагировал на её слова. Сейчас она была на "моей" территории. Здесь я заказывал музыку и я её танцевал. Поэтому, лишь снисходительно усмехнулся.
– Милая, туда, куда я иду, таких как ты не пускают. Для этого нужен специальный
– А разве такая существует?
– озадаченно спросила Таня.
И по этому вопросу я понял, что она ещё не совсем адаптировалась к нашей совместной жизни. Можно даже сказать - совсем не адаптировалась. Факт.
– Ну ты и тип!
– хмыкнул Шилов и покрутил пальцем у виска.
– Совсем уже того, да? Ты чего над собственной-то женой прикалываешься?
– А ты, Рома, относишь наших жен к касте неприкасаемых? Это уже, извини, домострой. Я от тебя подобного никак не ожидал. Наши жены такие же люди и имеют право пользоваться теми же правами, что и мы с тобой.
– И все же, Андрюша, согласись - покидать дам в самый ответственный момент не совсем по-джентльменски?
– сказала Тамара.
– Нашли объект для критики, - проворчал я.
– Набросились все на одного. Я ведь русским языком сказал, что пришел сюда не развлекаться, а работать. Сейчас я собираюсь составить приватный разговор с руководителем этого славного заведения о местной флоре и фауне. Понятно?
– О чем, о чем?
– не поняла Тамара.
– О местных аборигенах, - пояснил я. И тут заметил, что моя славная женушка надула хорошенькие губки и даже не смотрит в мою сторону. Обиделась! Я едва не заскулил, будто щенок, от нежности и обожания. Какие же мы ещё маленькие, что можем обижаться по таким пустякам. Я наклонился, поцеловал её в щеку и прошептал на ухо:
– Танюша, извини, но только я тебя очень и очень люблю!
– Я тебя тоже!
– засветилась она улыбкой, сразу забыв про свои обиды.
И мне расхотелось куда-то ни было идти. И лишь чувство долга, родившееся гораздо раньше меня самого, заставило преодолеть слабость. Скучным, официальным голосом проговорил:
– Я скоро вернусь.
– И удалился.
Кабинет директора я нашел на втором этаже. В небольшой приемной никого не было. Потянул за ручку двери директорского кабинета и она бесшумно открылась. За внушительных размеров столом сидела дородная женщина лет сорока. Ее полное и весьма поношенное лицо было слишком заурядным, чтобы останавливать на нем внимание читателей. Но держала она его со значением августейшей особы. И губки надменно поджала, и маленькие бесцветные глазки глядели на меня величественно и неприязненно одновременно.
– Что вам нужно, молодой человек?
– прозвучал сочный контральто. Чем, чем, а голосом её Бог не обидел. Факт.
Я изобразил на лице улыбку бедного родственника, добившегося аудиенции богатой и влиятельной тетушки, мелкими шажками засеменил к столу.
– Прошу покорнейше меня извинить, мадам, что невольно нарушил ваше сосредоточение. Разрешите представиться. Собкорр газеты "Губернские новости" Говоров Андрей Петрович.
– Достал свое старое удостоверение и протянул директрисе.
Величественное, но обремененное прошлыми пороками и страстишками лицо её
– Очень приятно, Андрей Петрович, познакомиться. Присаживайтесь пожалуйста! Я, как вы уже вероятно догадались, директор этого кафе Валентина Семеновна Первоцветова.
– На её полных щеках вспыхнули две симпатичные ямочки - как доказательство, что когда-то давно она вполне оправдывала свою фамилию, была бойкой и задорной хохотушкой.
– И по какому же вы к нам вопросу, если не секрет?
– В голосе помимо её воли прозвучало напряжение. Видно, было чего боятся.
Я сел на предложенный стул, закинул ногу на ногу. Закурил. И только после этого сказал:
– Наслышаны о вашем кафе. Очень наслышаны! И все в исключительно превосходных степенях. Наш главный сказал: "Иди, Андрей Петрович, посмотри: так ли уж это хорошо?"
– Ну и как?
– Белое лицо мадам слегка порозовело.
– У меня нет слов, - развел я руками.
– Вчера весь вечер блаженствовал и ни на что другое не был способен. Кухня, вина, музыка - выше всяких похвал. А ваши девочки меня просто очаровали. Где вы только находите таких красавиц?
– Стараемся, - скромно поджала губы Валентина Семеновна.
– Я очень рада, что вам у нас понравилось.
– И много они у вас получают за свой столь смелый труд?
Вопрос этот застиг её врасплох. Лицо выразило растерянность. Она не знала, что ответить. Нет, этой матроне явно было что скрывать.
– У нас весьма ограниченные возможности, - попыталась она уйти от прямого ответа.
– И все же?
– Пятьсот - шестьсот.
– Долларов?
– Хи-хи-хи!
– подхалимски захихикала директриса.
– Рублей, конечно.
– Зачем же вы так, Валентина Семеновна, - укоризненно покачал я головой.
– Я ведь не инспектор налоговой службы. Это от него вы можете скрывать ваши фактические доходы и расходы. У меня совсем другие задачи.
– Ну что вы такое, Андрей Петрович, говорите. Я ничего такого и в мыслях... Как же можно?!
– Лицо её уже приобрело карминный окрас.
– Да ладно вам, - вяло махнул рукой. Я полностью овладел ситуацией. Теперь я из этой стареющей Дульцинеи могу веревки вить, пусть даже предки её служили при дворе самой императрицы Екатерины Великой.
– Я видел, что ваши прелестницы совсем непрочь завязать знакомства с посетителями.
– Вообще-то я их при приеме на работу предупреждаю, чтобы они не позволяли этого. Но, увы, - директриса развела руками, - жизнь есть жизнь. Молодым трудно удержаться от саблазнов. Поэтому, если что и не выходит за рамки, то я закрываю на это глаза.
– И что же это за рамки?
– Я имею в виду рамки приличия, - отчего-то смутилась Первоцветова, будто только-что переступила эти самые рамки.
– А бывали случаи, что ваши девушки находят себе здесь пары?
– Нет. Видите ли, Андрей Петрович, когда девушка работает на подиуме ей трудно оставить о себе хорошее впечатление. На них смотрят под определенным углом зрения. Верно?