Зверь
Шрифт:
– Сегодня пароль "Петропавловск", - назвал номер телефона.
Я прошел к телефонному аппарату, стоящему в уголу на тумбочке, снял трубку, набрал номер и, услышав традиционное: "Алло!", назвал пароль.
– Я вас слушаю, - проговорила оператор.
– Девушка, мне нужна как можно более полная информация о Шаховой Ирине Константиновне, двадцати девяти лет, четыре года назад работала актрисой в театре Ермоловой.
– Хорошо. Ждите.
Минут через пять я вновь услышал её голос.
– Слушаете?
– Да-да.
– Шахова Ирина Константиновна
И я понял, что случилось с Шаховой. Ее бывший знакомый не пощадил и её.
В одиннадцать ноль ноль я был в театре, прошел к двери главного режиссера, постучал,
– Я же вам уже сказал - разбирайтесь с этой ситуацией сами. Отвалите от меня!
– услышал громкий раздраженный баритон.
Открыл дверь. Вошел. Увидев меня, главный режиссер смутился, проговорил:
– Извините, Бога ради! Это я не вам. У нас тут возник конфликт. Уже несколько раз приходили за мной, чтобы я вмешался, урегулировал. А я принципиально не желаю вмешиваться, чтобы потом не ссылались на меня. Актерская среда весьма, знаете ли, своеобразная. Н-да... А вы по какому вопросу?
Подобная простота, откровенность и словоохотливость главного режиссера меня несколько удивили и озадачили. Или он дурак, или слишком наивный, что никак не вязалось с его высокой должностью. Лицо его показалось мне знакомым. Когда-то я видел его в фильме. Только вот в каком - запамятовал.
– Я прибыл из Новосибирска. Старший следователь транспортной прокуратуры Ачимов Николай Сергеевич, - представился я.
– Да-да. Очень и очень, - засуетился он.
– А я, как вы уже вероятно догадались, главный режиссер этого театра Селиванов Анатолий Борисович. И что же вас интересует, Николай Сергеевич? Да вы присаживайтесь. Кофе? Чайку? Можете курить. Я курящий. Ну так, чем могу, тасазать?
– Анатолий Борисович, в вашем театре четыре года назад работала Шахова Ирина Константиновна.
– Да-да. Была такая актриса. Очень, знаете ли, способная. Очень. Я связывал с ней большие надежды, но, - Селиванов развел руками, - увы, им не суждено было сбыться - она исчезла. Представляете?! Ушла с репетиции и больше не вернулась. Ее, помнится, разыскивали и родители, и милиция, но только поиски ни к чему не привели. Очень, знаете ли, загадочная история. А что, о ней есть какие-то сведения?
– Пока нет. Что она была за человек?
– Эка, батенька куда вы хватили. Чтобы сказать, что за человек, надо с этим человеком пуд соли съесть. А как же иначе? А Ирина? Что я могу сказать? Она была спокойной, неконфликтной, как сейчас принято говорить, коммуникабельной. Вот и все, что могу сказать.
– Были у неё в театре друзья?
– Друзья? О да, конечно. Вернее, один друг - Барков Дмитрий... э-э-э. Забыл его отчество. Она вместе с ним пришла к нам в театр после окончания училища. У них, сказывали, была такая любовь, такая любовь! Многие актеры, судача о них, языки поистерли. Н-да. Все было замечательно,
Это была удача из тех, какие не часто выпадают на долю следователя, я сразу вышел на того, кто мне был нужен.
– А где он сейчас?
– Понятия не имею. Слышал, что он занялся коммерцией, и даже преуспел в этом деле.
– Скажите, а после развода Тумановой и Шаховой, она не возобновила отношений с Барковым?
– Не знаю, ничего об этом не слышал, но только вряд ли.
– Почему?
– Барков был очень самолюбивым, гордым парнем, из тех, кто никогда не прощает обид. А поступок Ирины он вопринял, как пощечину.
– Анатолий Борисович, у вас нет их фотографий?
– Ирины должна быть. А вот Баркова - вряд ли. Сейчас выясним. У нас этим занимается художник. Стенды и все прочее - его работа.
– Селиванов снял телефонную трубку, набрал номер.
– Марк, у тебя есть фотографии наших бывших актеров Шаховой и Баркова?... Это тот, с которым нам пришлось расстаться из-за скандала в Доме кино... Да-да. Жду.
Минут через пять в дверь кабинета постучали, она приоткрылась, послышался вкрадчивый и неуверенный голос:
– Позвольте?
– Заходи, заходи, Марк, - громко проговорил режиссер.
В комнату вошел маленький, сухонький старик в старом, испачканном красками халате. Он прошел к столу, вежливо поздоровался со мной и выложил перед Селивановым две фотографии.
– Вот, Анатолий Борисович, совершенно случайно сохранились.
– Ну, ты, Марк, молодчина! Никогда ничего не выбрасываешь. Вот и пригодились твои качества скупого рыцаря.
– Разрешите идти?
– спросил художник, никак не отреагировав на слова режиссера.
Тот кинул на меня беспокойный взгляд, фальшиво улыбнулся, добродушно проговорил:
– Что ты, Марк, как этот... э-э-э... Как бедный родственник?! Позвольте, разрешите. Товарищ следователь может подумать, что у нас тут протекторат какой-нибудь. Спасибо тебе, Марк!
Художник вежливо попрощался и вышел. Селиванов протянул мне фотографии.
– Вот, пожалуйта, Николай Сергеевич.
Я взял фотографии. Они были цветными. Стал рассматривать. На первой была изображена улыбающаяся Шахова. О таких, как она, обычно говорят хорошенькая. Это слово, как нельзя лучше, характеризует их внешность. Все очень мило, все при месте. Но такие лица плохо запоминаются, так как ни одна черта не вызывает у вас как отторжения, так и восхищения. Все на уровне мировых стандартов, ни более того. А стандарт он и есть стандарт. Барков - совсем другое дело. Удлиненные его лицо с тонкими чертами и умным насмешливым взглядом серых глаз было не просто красиво, оно было запоминающимся. Где-то я уже видел его. Где? Может быть в каком-то фильме? Нет, не помню.