Зверь
Шрифт:
– Анатолий Борисович, можно мне взять эти фотографии?
– Конечно, конечно. И все же, позвольте полюбопытствовать: что за причина привела вас к нам?
– Вы знаете, что случилось с Тумановым?
– О, да. Это совершенно кошмарная история! Какой "Пугачев"?! Кто бы мог подумать! И что же?
– У него наступило значительное улучшение и он рассказал, что убийство своей невесты и их попутчика в купе совершил Барков.
– Что вы говорите?!
– всплеснул руками Селиванов.
– И вы ему верите?
– Многое говорит за то, что это так и есть.
– А Барков-то, Барков! Какой негодяй!
– Вдруг режиссер, застигнутый какой-то новой мыслью, замолчал, вопросительно взглянул на меня, таинственным шепотом проговорил: - В таком случае, он мог и Ирину?
–
– Вот как значит!
– сокрушенно вздохнул Селиванов.
– Вот будет горе её родителям. Они ещё верят, надеются. А теперь?!... Да, чуть было не забыл. У него ведь была здесь ещё одна девушка.
– У кого?
– не понял я.
– Да у Баркова же. Когда Ирина ушла к этому Туманову, то Барков, то ли ей в отместку, то ли по какой иной причине, но только сблизился с нашей ведущей актрисой Людмилой Викторовной Запрудной. Какие между ними были фактические отношения я утверждать не берусь, как говориться, со свечкой не стоял, но только их постоянно стали видеть вместе. Постойте!
– удивленно воскликнул главный режиссер.
– Ведь она ушла из театра буквально сразу после того, как Шахова исчезла. Точно! Для нас тогда это был весьма ощутимый удар.
– Вы хотите сказать, что она также исчезла?
– Нет, именно ушла без всякого объяснения причин. Подала заявление и ушла.
– А нельзя ли мне и её фотографию?
– Сейчас организуем.
Он вновь позвонил художнику и тот через некоторое время принес фотографию Запрудной. Это была яркая красивая блондинка гораздо более эффектная, чем Шахова. Гораздо.
Я записал показания Селиванова. Больше мне в Москве делать было нечего.
Утром следующего дня я уже сидел перед Ивановым. Достал фотографию Баркова, выложил перед ним. Сказал:
– Может человек с таким лицом совершить злодейское убийство трех человек?
Стоило Сергею Ивановичу взглянуть на фотографию, как он воскликнул:
– А ведь я подозревал, что это именно он!
– Что ты имеешь в виду?
– спросил я, сбитый с толку реакцией Иванова.
Он выдвинул ящик стола, достал оттуда какую-то фотографию, положил рядом с моей, развернул обе фотографии ко мне.
– Смотри!
На второй фотографии был запечатлен Барков, выходящим из дверей какого-то офиса. Я ничего не понимал в происходящем, спросил:
– Откуда у тебя его фотография?
– Подожди, это ещё не все.
– Иванов достал фоторобот блондинки-режиссера и положил рядом с двумя фотографиями.
Так вот почему мне лицо Баркова показалось знакомым!
– У меня нет слов!
– развел я руками.
– Значит, Барков и есть блондинка и инвалид?!
– Значит, он и есть, - рассмеялся Иванов, довольный произведенным эффектом.
– Только сейчас он не Барков, а предприниматель средней руки Завьялов Вадим Вадимович.
– Он арестован?
– Пока нет. Надо обеспечить более надежную доказательственную базу. Решили брать его с поличным.
– Он что-то ещё задумал?
– Вот именно.
– Да, но для чего он все это делает?
– А вот на этот вопрос сможет ответить только он сам. Если, конечно, захочет.
Глава восьмая: Запрудная. Явка с повинной.
Похоже, что мне на роду написано - быть неудачницей. Правда. Вся судьба моя нескладная - тому пример. Все из-за моей неуравновешенности и излишней впечатлительности. В детстве я могла расплакаться на ровном месте. А все восторгались: "Ах, что за прелесть! Какой эмоциональный ребенок!" Да что в детстве, я и сейчас нисколько не лучше. Надо сказать, девочкой я была прихорошенькой. Мои родители сексопотологи души во мне не чаяли. В соответствии со своей профессией они мне дали соответствующее воспитание. Поэтому мальчишек, постоянно увившихся за мной, я терпеть не могла. Твердо знала, что они для меня - источник повышенной опасности. Ни о какой дружбе с ними не могло быть и речи. В школьном драмкружке я играла исключительно роли героинь. И неплохо, надо сказать, играла. Руководителем кружка у нас была старшая пионервожатая Вера Анатольевна Студницкая, милая пухленькая девушка со смешливыми ямочками на щеках. За глаза мы её называли Верочка-пончик. Она восторгалась
На курсе я была первой студенткой и преподаватели всегда ставили меня всем в пример. Поэтому девчонки меня терпеть не могли, а парни откровенно побаивались.
После окончания училища меня по моей просьбе направили именно в тот театр, где я начинала свой восход на театральный олимп с роли осветителя.
Мне исполнилось уже двадцать три года, но в моей жизни не было ещё ни одного мужчины. Родители, поняв, что слишком переусердствовали в моем воспитании, спохватились и стали убеждать меня в преимуществах семейных отношений, в том, какое счастье испытывает женщина становясь матерью, так как реализует свой первородный инстинкт. Но их слова меня совершенно не трогали. Мое сердце оставалось холодным и, казалось, закрытым для мужчин навсегда.
В театре полгода я исполняла несвойственные мне роли травести. И это всех устраивало. Все были со мной милы и приветливы. Но через полгода главный режиссер неожиданно для всех, а для меня - в первую очередь, включил меня во второй состав "Чайки" и сразу на роль Лизы. Я оказалась в дублершах самой Великановой, к тому времени уже обремененной всеми мыслимыми и немыслемыми званиями. Однажды она заболела и... "Я помню чудное мгновенье!" Весь спектакль я играла буквально на одном дыхании и имела потрясающий успех. Главный расцеловал меня и сказал: "Ты прелесть! Я даже не предполагал, что ты настолько гениальна!" Вот так, в одночасье, я стала одной из ведущих актрис. Теперь роль Лизы мы с Великановой играли по очереди: один спектакль - она, другой - я. У меня появилась масса завистников и недоброжелателей. Поползли грязные слухи. Мое невнимание к мужчинам объясняли фрегидностью или того чище - лесбианством. И так далее и тому подобное. Но я не обращала внимания на сплетни. В общем и целом я была довольна жизнью.
Это случилось после двух лет моей работы в театре. Я не знала, кто он такой, каким образом оказался в театре. Он мне улыбнулся и сказал: "Здравствуйте!" Этого было достаточно, чтобы мое бедное сердце так бешено заколотилось, что мне казалось ещё чуть-чуть и оно выпрыгнет из груди. И я поняла, что погибла присно и вовеки веков. Влюбилась сразу пылко, безумно, безоглядно и... безнадежно. Уже потом узнала, что Дмитрий Барков недавно зачислен в труппу вместе с Ириной Шатровой , что они любят друг друга. Еще узнала, что Ирина утверждена на роль главной героини в фильме известного кинорежиссера Владимира Туманова "Человек не ко времени", о котором ещё до начала съемок много писали и говорили. Ревновала ли я Дмитрия к Ирине? Скорее - нет, чем - да. Просто, было чуточку обидно, что он меня совсем не замечает. Сравнивая себя с ней, я объективна приходила к выводу, что и красивее её, и умнее, и... Нет, справедливости ради, надо сказать, что она была очень талантлива. Я любила молча. И страдала тоже молча, никому не поверяя своей тайны. Любовь была настолько огромной, что я не в силах была ей сопротивляться. О такой я читали лишь в "Гранатовом браслете" Куприна и была убеждена, что времена такой любви канули в лету. И вот нечто подобное случилось и со мной. "Да светиться имя твое!" Это было, как наваждение, как болезнь. Скажи он: "Умри", и я бы умерла без всякого сожаления. Но ему до меня не было никакого дела.