Зверь
Шрифт:
– Не гази так, не гази, - закричал Закиров, барабаня кулаком по броне.
– Еще ты меня поучи!
– донесся ответ гонщика, выжавшего полный газ.
ТБС-93, не двигаясь с места, лишь глубже погружался в ил.
– Verdammte Scheisse, - выругался я.
– Гера, отставить! Kommen... приехали, то есть.
– Да, кажись, жопа, - согласился, высовываясь из люка Маркин.
Я помню, в Германии, во время учебной езды на танках люк механика-водителя никогда не закрывался, хотя сам обучаемый пилот сидел, опустив сидение в боевое положение. И делалось это не для лучшей вентиляции, или чтобы механик-вредитель ясно и четко слышал приказы инструктора - для этого
Вот это же самое мне захотелось сделать и со спортсменом - двинуть хорошенько подошвой ботинка по носу, чтобы думалось лучше. Но я смог сдержать себя. Для Маркина я придумал другое наказание.
– Слушай мою команду, дружище, - произнес я.
– Хватай лебедку, и на берег - бегом марш.
– Но... эх...
Поняв, что спорить со мной бессмысленно, Гера включил лебедку, и спрыгнул в воду. Дотащив, по мере разматывания бобины, огромный крюк с карабином до берега, гонщик нерешительно замер. И то правда - пятидесятиметровый трос кончился, а цеплять его было некуда - до ближайшего подходящего дерева было еще примерно столько же.
– Давай сюда, - сжалился над ним Елисеев.
Механики прицепили крюк ко второму БТРу, и Маркин, отчаянно ругая того, кто придумал такие трофи-рейды, вернулся в машину. Оба броневика отчаянно завращали колесами, причем один месил грязь и ил на дне реки, а второй - вспахивал траву на лужайке.
– Давай, давай, внатяжечку, - наставлял гонщика Закиров.
Стальной трос натянулся до предела, вода под колесами командирской машины вскипела, но, транспорт, один черт не трогался с места. Уши бы ободрать тому, кто этот брод на карте нарисовал!
– Слышь, berufskraftfahrer, а ты лебедку включил?
– вспомнил я.
– Где ж ты раньше был!
– воскликнул Гера.
Теперь дело пошло поживее. Бронетранспортер подался вперед, и трясина, с громким всхлипом, выпустила машину. Грязный, заляпанный комьями ила, schЭtzenpanzerwagen уже вышел на берег, а я еще долго смотрел на то место, где он застрял, и где до сих пор бурлил водоворот. В свете заходящего солнца, отражающегося от реки, зрелище было просто завораживающее.
Стоп! Только сейчас до меня дошло, что солнце уже садилось, а мы за день не прошли и пятидесяти километров! То ли я разучился командовать такими операциями, то ли бойцов выбрал крайне неудачно, то ли звезды расположились в фигуру, не сулящую ничего хорошего - "в дулю", как сказал бы Мищенко.
В любом случае, продолжать движение ночью, по незнакомой вражеской территории было бы еще большим безумием, чем вся операция. Потому я решил занять круговую оборону, и готовиться ко сну. При свете дня оно как-то безопаснее. Поставив машины в десятке метров друг от друга, носами в противоположных направлениях, я распределил дежурства:
– Дежурим по два часа, первый - я, потом - Сафин с Закировым, Елисеев с Калачевым, Замышляев с Мищенко, последние - Маковецкий с Маркиным.
– Ну вот всегда так, - нахмурился Гера.
– А мне еще БТР весь день вести!
– Хуже вряд ли получится, - успокаивающе похлопал водилу по плечу Булат.
Большая часть отряда отправились на боковую, остались
– Слышь, Бульба, - повернулся к нему башкир.
– Угости визжаловым.
– Та сала совсем трошку, - ответил Тарас.
Но, тем не менее, подцепил кончиком ножа два совсем тоненьких, почти прозрачных кусочков, и протянув их Сафину. Уже знал, что один тот есть свинину не станет...
Щелчком открыв Zippo, одновременно зажигая ее, засмолив сигарету, я устроился между тубусов "Корнета" на башне командирского бронетранспортера, и, загнав патрон в патронник автомата, положил оружие на колени. Начало операции не предвещало ничего хорошего...
Глава 4
– Ты же говорил, что у тебя сала больше нету?
– возмутился Булат.
И было от чего. Тарас, который вчера вечером уверял, что сало у него закончилось, сегодня вновь уплетал свинину за обе щеки, ничуть не ограничивая себя в этом специфичном лакомстве.
– Та то с перцем нема, - ответил казак.
– А здесь у тебя что?
– Наиль потянулся за кусочком.
– Чиснык, - вздохнул Мищенко, пододвигая ему лезвием ножа ломоть сала.
Сафин свернул нарезку вдвое, и отправил себе в рот. Булат, глядя на товарища, тоже протянул руку, но тут башкир выпучил глаза, широко открыл рот, и, с придыханием, начал махать рукой, пытаясь загнать в горло как можно больше воздуха.
– М-м-м...
– причмокнул хохол, тщательно пережевывая.
– Який острый, пекучий смак!
– У нас на Кубе прапор один был, - начал рассказывать Игорь, сидевший рядом на корточках, поставив автомат на приклад, и положив на срез компенсатора подбородок.
– Так он в борщ перца столько сыпал... мне смотреть горько было. Кстати, тоже хохол был, - заключил Замышляев, ударив ладонью по Калашу.
Раздался хлесткий выстрел. Пуля вошла в челюсть капитана, и вышла через макушку, прихватив с собой большую часть черепной коробки. Мы замерли, словно парализованные. По засохшей грязи заднего бронированного щитка БТРа стекала кровь, вперемешку с мозгами бойца. Тарас, который сидел рядом с Игорем, как раз отрезавший очередной кусок сала, так и застыл, поднеся руку ко рту. Во что превратился череп Замышляева, он, конечно, видеть не мог, но это было и не обязательно - фонтан крови обдал его с макушки до ног, а обезглавленное тело офицера завалилось на плечо усача.
– Ты ж брехал, шо он везливый, як черт!
– выдавил из себя он.
– Вот тебе и везливый, - прошептал Закиров, не в силах отвести взгляд от отвратительного зрелища.
Все мы, словно завороженные, смотрели на труп капитана. Какая глупая смерть! И, что самое удивительное, приключилась такая нелепица с нашим талисманчиком, с человеком, которого, казалось, направляют по жизни какие-то высшие силы, с тем, кого мы считали самым везучим.
Наконец, Гера, который в жизни не участвовал в боевых действиях и попал в группу исключительно благодаря своим водительским навыкам, а потому никогда ничего подобного так близко не видел, не выдержал, и, упав на колени, начал изливать из себя только что съеденный сухпаек. Это послужило сигналом для всех. Мищенко, оттолкнув от себя труп, резко вскочил на ноги, отбросив залитый кровью кусок сала. Башкир, который в момент выстрела находился рядом с Тарасом, бросился к реке и начал судорожно отмываться. Один только боксер, демонстрируя стальную выдержку, взял кусок брезента и накинул его на обезображенное тело.