Зверь
Шрифт:
Альдо решил, что терпение и доброта – лучшее средство для приведения бедняжки в чувство.
— Мы уезжаем в Сакаци, пчёлка, — ласково сказал он, остановив шатающуюся по комнатам Мэллит и взяв её за подбородок, чтобы она подняла к нему лицо. — К Матильде, к царственной бабушке Матильде. Разве ты не хочешь вернуться к ней?
— Недостойная не может… Недостойная не имеет права… — забормотала Мэллит как в бреду. Глаза её блуждали.
— Запомни, пчёлка, — наставительно сказал Альдо, удерживая её за подбородок, — моя жена не должна называть себя недостойной. Так чего же ты не можешь? Расскажи мне!
— Первородный не захочет остаться в Сакаци… — бормотала Мэллит.
— Конечно
— Я должна быть рядом с тобой, — неожиданно заявила Мэллит совершенно осмысленно. То есть, разумеется, так только казалось: смысл её слов оставался бредовым.
— Не говори ерунды, пчёлка! — отмахнулся Альдо. — Твоё дело – родить мне здорового сына. Неужели ты хочешь подвергнуть младенца всем опасностям военного похода?
— А зачем ты хочешь подвергнуть этой опасности себя? — спросила Мэллит. — Зачем тебе… Всё это?..
Альдо засмеялся. Так малышка просто беспокоится за него! Это совершенно естественно.
— Не волнуйся, пчёлка, мне не угрожает никакая опасность, — благодушно уверил он её. — Фердинанд Оллар мёртв, а его наследник – отвергнутый рогоносцем ублюдок. Не то, что наш с тобой сын! — Он игриво подмигнул гоганни. — Обещаю тебе: к тому дню, как он родится, ты станешь законной королевой Талигойи! Неплохо, а? Хороший подарок от мужа, не так ли, пчёлка?
— У Талига уже есть королева, — бесцветно пробормотала Мэллит.
— Ты имеешь в виду Катарину? О, она может оставаться в монастыре, замаливать грехи перед тенью покойного мужа. А знаешь, какие стишки пели про неё в Олларии, когда муженёк-рогоносец сослал её в Атрэ-Сорорес? Мэтр Балажи, сиречь достославный Тариоль, прислал мне список.
И Альдо игриво запел:
— Я неверной женою была королю.
Это первый и тягостный грех.
Десять лет я любила и нынче люблю
Эра маршала больше, чем всех!
Но сегодня, Создатель, покаюсь в грехах,
Пусть проступок мой будет прощён!
— Кайся, кайся! — сурово ответил монах,
А другой прошептал: — Мэратон!
Мэллит слушала его с расширившимися от ужаса почерневшими глазами.
— Что с тобой? — недовольно спросил Альдо. — Ты-то чего боишься? Ты же не такая, как наша милейшая святая Катарина! Впрочем, её недавно похитили, — продолжал он, пытаясь отвлечь Мэллит от её непонятных переживаний. — Мне сообщил об этом кардинал Левий, твой посаженный отец. Они с Юннием полагали, что это лишит меня поддержки Штанцлера. Глупцы! — добавил он презрительно. — Я всегда видел двуличие Штанцлера, его игра не способна меня обмануть. Ему мешал не Фердинанд, а Дорак и Ворон. Он пыжился устранить их руками Людей Чести под знаменем верности Раканам. Удайся ему задуманное, он обезглавил бы оппозицию и стал бы править сам через свою куклу-Катарину. Но её слабость к мужским статям подвела его. Теперь вся его игра пошла насмарку. Он должен либо погибнуть, либо стать моим верным сторонником, так как Ворон вздёрнет его на первом попавшемся дереве, как это у него в обычае. И даже если Катарина отыщется, это не изменит ничего. Даю слово, что эта милая песенка прилипла к ней до конца её дней!
И Альдо снова запел:
— Не от мужа, увы, родила я детей:
Старший принц и хорош и пригож,
Ни
На урода отца не похож.
Но сегодня, Создатель, покаюсь в грехах,
Пусть проступок мой будет прощён!
— Кайся, кайся! — сурово ответил монах,
А другой прошептал: — Мэратон!
Да что ты так смотришь?
— Альдо… — проговорила Мэллит едва слышным шёпотом. — Но ведь эта песня… Разве её сочинили не о твоей прабабушке Бланш?
Альдо осёкся.
— Это сплетни, — резко сказал он.
— Но если ты поедешь в Талиг, — пролепетала Мэллит, — и если ты запоёшь там эту песенку… Тебе скажут, что ты тоже незаконнорождённый.
Её слова хватили Альдо будто обухом по голове. Это была позорная часть семейной истории: королеву Бланш почти открыто обвиняли в связи с тогдашним Первым маршалом Эктором Приддом. Если бы мямля Эрнани XI дал ход расследованию в отношении жены, как это сделал Фердинанд, никто не знает, чем бы кончилось дело.
— Я еду в Талиг чтобы воевать, а не петь, — жёстким тоном проговорил Альдо. — А что касается моей прабабки Бланш… Тот, кто усомнится в моём происхождении, быстро об этом пожалеет. Он захлебнётся так же, как захлебнулась эта крыса Клемент.
— В Талиге нет моря, — вздрогнув, напомнила Мэллит.
— Оно придёт туда, куда я скажу. Хотя… Ты права. На его пути окажется Эпинэ, а я не хочу наказывать Робера, несмотря на то, что он так и не написал мне после отъезда. Но в Талиге есть реки и озёра. На худой конец я вызову ливень. Армия Ворона утонет в грязи, ха-ха-ха!
— Вчерашний дождь тоже вызвал ты? — бесцветно спросила Мэллит, указывая на потёки воды на оконном стекле.
— Нет, пчёлка, успокойся, — усмехнулся Альдо. — Этот дождь – самый обычный дождь.
— Нет, — по-прежнему бесцветно возразила Мэллит. — Ты воззвал к морю, и море идёт к тебе. Оно последует за тобой, куда бы ты не направился.
Назавтра уехать не удалось. Дождь продолжал лить, и стоящий на семи холмах Агарис стал походить на флотилию из семи терпящих бедствие кораблей. Население бежало: возле всех городских ворот, кроме затопленных Восточных, волновалось человеческое море. Всюду царили хаос и неразбериха. Улицы, превратившиеся в водостоки, были запружены людьми, лошадьми, мулами, повозками, телегами и подводами. У колёс то и дело ломались оси, животные нервничали, люди толкали друг друга и ругались. Временами возникали настоящие потасовки и драки, а молитвы мешались со сквернословием. С монастырских дворов несло смрадом разложения: не хватало рук, чтобы хоронить погибших, хотя большую часть тел унесло в море. А проклятый дождь всё лил и лил, словно само небо оплакивало агонизирующий город.
У Танкредова холма их смяла толпа, и Альдо решил вернуться в гостиницу. У него было мелькнула мысль обратиться за помощью к курии, но о его приезде были осведомлены только Эсперадор и кардинал Левий. Второй покинул Агарис ещё до начала бедствия, а старик Юнний наконец-то отправился к праотцам в Рассветные сады. К тому же у курии сейчас имелись дела куда важнее принца Ракана.
По возвращении в гостиницу его осенила другая мысль: чтобы уменьшить панику нужно было прекратить дождь. Такое наверняка было ему по силам. Едва слуги втащили сундуки обратно в номер (взволнованный хозяин визгливо протестовал: он как раз собирался закрывать своё заведение), как Альдо достал кипарисовый ларец с жезлом. Однако он не успел ничего сделать: Мэллит, как и давеча, бросилась к нему как бешеная кошка: