Зверь
Шрифт:
— Сегодня вечером.
___________________
[1] Соединяю вас в браке (лат).
Глава 6. Осенние волны. 5
5
Жезл был сделан из электрума – древнегальтарского белого золота.
Светло-серебристый, инкрустированный перламутром, в предрассветных сумерках он казался почти молочным – как морская пена, возникающая на гребнях волн, чеканные изображения которых покрывали его снизу доверху. Единственным тёмным пятном являлся крупный камень в набалдашнике – прозрачный продолговатый аметист. На солнце он, конечно, налился
Монахи хранили реликвию в кипарисовом ларце, похожем на раку, расписанном львиными мордами вперемешку с семилучёвыми эсперами – первый эсперадор Адриан был основателем Ордена Славы. Не потерял ли жезл своей силы от того, что многие века провалялся в этом эсператистском гробу? Альдо осторожно провёл пальцами, ощупывая чеканный рельеф – символы волн. Он не имел представления о том, как должна ощущаться магия, но сейчас это не имело значения: жезл молчал. Белое золото холодило кожу, отчего немного зябли пальцы, только и всего.
«Разумеется, Раканы использовали его в Гальтаре, на Холме Ушедших, — думал Альдо, вертя жезл и так и сяк. — Здесь, в Агарисе, нет такого места силы. Но всё равно: действовать он должен повсюду. Анакс везде анакс. Хорош бы я был, проявляйся сила Раканов только в одном определённом месте! Нет, моё право должно быть моим где угодно на Золотых Землях».
Альдо встал с валуна, на котором сидел, рассматривая возвращённую Юннием реликвию, и повернулся на северо-восток – туда, где по его представлениям находилась Гальтара. До восхода оставались считанные минуты. Несмотря на то, что осень уже перевалила за вторую половину, день обещал быть ясным: на небе кучевались редкие облака, больше похожие на клочья пены, оторвавшиеся от волн. Море синим глазом поглядывало на анакса снизу, из небольшой бухточки, на отвесный берег которой Альдо взобрался, чтобы опробовать жезл.
На этой окраине Агариса жила портовая беднота, но сюда навряд ли забрёл бы даже самый нищий рыбак: бухта была совершенно непригодна для лодок.
Альдо повернулся спиной к морю и поднял жезл, ловя первые лучи солнца, которое как раз показалось из-за шпилей агарисских соборов.
Аметист в набалдашнике вспыхнул алыми искрами, как морская гладь, отражающая рассвет, и засиял мягким лиловым светом. Холодные предутренние сумерки съёжились, исчезая; в осеннем воздухе пахнуло теплом. Альдо почувствовал, что кровь веселее побежала по его жилам: от мерно гудящего сердца к озябшим пальцам, которыми он сжимал жезл, и обратно. Так волны ритмично перекатываются от одного берега к другому и возвращаются назад. «Но что движет ими? — лениво подумал Альдо, наслаждаясь горячим током крови в собственном теле (от сидения на валуне он немного продрог). — Почему они вечно мечутся туда-сюда? Под действием ветра или звёзд? Или у волн, как и у меня, есть собственное сердце?».
Ответ пришёл из ниоткуда:
«У них твоё сердце».
Альдо замер, внезапно осознав: никакая волна не рождается сама по себе. Взбаламуть сонную запруду – и по её поверхности побежит тяжёлая рябь. Брось в воду камень – и она пойдёт кругами, всколыхнувшись. Сердце океана рождает движение в его глубине, но это сердце бьётся в груди Повелителя. Пока океан не слышит его, он живёт по прихоти ветра или звёзд – по воле случайностей, так же произвольно, как волны играют кораблём, утратившим руль и паруса. Но дай ему почувствовать свой пульс, дай ему зажить в одном ритме с тобою, и он отзовётся тебе. Морская вода – это
Альдо широко распахнул глаза. Разве он не всегда знал это?
Инстинктивно он повернулся спиной к Агарису и лицом к бухте, наставил сияющий аметист на линию горизонта – туда, где небо смыкалось со сверкающей синей гладью, и позвал нежно и тихо, как зовут едва проснувшегося ребёнка:
— Иди ко мне! Я здесь!..
Море наливалось кровью в свете восходящего солнца и широко раскинулось в утренней дрёме – безмятежное и равнодушное. День обещал быть тихим; царил полный штиль.
У Альдо заслезились глаза от серебристой ряби. Он сморгнул влагу и внезапно понял, как нелепо он выглядит, застыв, как истукан, с занесённым над морем жезлом. Воровато оглянувшись, он быстро удостоверился, что алатские слуги-телохранители, оставленные внизу под берегом, не посмели тайком подняться, чтобы подсматривать за ним.
К счастью, он был один.
Наверно, это символы волн на жезле навели его на нелепые фантазии. Впрочем, почему нелепые? Разве море не должно повиноваться Ракану?
Согласно древним легендам, анаксы и Повелители умели приказывать стихиям. Истинный Ракан мог с помощью жезла творить то, что абвениаты называли чудом, а эсператисты – колдовством, наваждением Чужого. Анакс взывал к Ушедшим и владел ключом от входа в Лабиринт.
Правда, последний Ракан обобран как последний нищий. Он лишён законного наследства: его корона у Олларов, меч у Ворона, а ключ от Лабиринта Леворукий знает где. Но этот жезл! Этот жезл теперь в его руках, и он должен повиноваться своему анаксу!
Альдо резко ткнул набалдашником в пожухлую осеннюю траву, покрывавшую склон, и коротко приказал:
— Вспыхни!
Яркие искры сверкнули в аметисте, но они были холодными. В лучах рассвета драгоценный камень переливался всеми оттенками алого, лилового и фиолетового; ювелир пришёл бы в восторг от такой богатой игры. Но пожухлая трава оставалась сухой; огонь не торопился заниматься от аметистового блеска.
Альдо раздражённо вскинул жезл и, сосредоточившись, попробовал поменять направление ветра. В такой тихий день его дуновение было слабым, едва заметным. Прикрыв глаза, Альдо попытался мысленно завладеть им и перенаправить с моря – к себе, на берег.
Нет, опять нет! Бессильный ветерок нахально не желал слушаться.
Вытерев рукавом взмокший от напряжения лоб, Альдо повернулся к валуну, на котором недавно сидел. Камень стоял твёрдо и незыблемо: за многие десятилетия он буквально врос в почву. Направив на него жезл, Альдо процедил сквозь зубы:
— Сойди с места!
Валун остался глух.
Леворукий побери! Вода, огонь, ветер и камень – всё это продолжало существовать само по себе, совершенно не обращая внимания на потуги последнего Ракана вывести их из природной спячки!
Альдо со злостью бросил жезл на траву и снова уселся на валун, чувствуя себя смешным и одураченным. Но ведь гоганы хотели эти реликвии! Они просили о них, они готовы были заплатить за них золотом и кровью…
Нет! Они уже заплатили! Они купили союз с Адгемаром и гайифцами, они навербовали наёмников, они убили Фердинанда Оллара. И всё это только за право получить в своё распоряжение ничего не стоящее старьё?!
Неужели гоганы ошиблись? Ушлые ростовщики одурачили самих себя? Оборотистые торгаши разорились, гоняясь за химерой?