Зверь
Шрифт:
— Я охотно верю вашему величеству! — ядовито согласился Сильвестр. — Ведь граф Штанцлер всегда был самым горячим вашим сторонником. Зачем бы ему губить вас?
— Тот, кто предал короля, не может быть моим сторонником! — с достоинством осадила его Катарина, гордо выпрямившись. — Вы, кажется, сказали, что эта гнусность была найдена в бумагах герцогини Придд?
— Да.
— Подумайте, ваше величество, — обернулась Катарина к мужу, — зачем бы герцогине понадобилось хранить такое письмо? Ведь оно позорит её собственного сына! Не говоря уже о том, что вся эта интрига была явно нацелена против наших детей!
Фердинанд едва не
— Вы правы, дорогая моя, вы правы! — торопливо забормотал он. — Кузен Алва предупредил меня…
— Герцогиня Ангелика могла сохранить письмо, чтобы объяснить семье причины трагической гибели графа Васспарда, — сухо вмешался Сильвестр. — Но я готов согласиться с её величеством, государь. Все сторонники её величества, которых она так неосмотрительно поддерживала много лет, предавали её на каждом шагу – и всё это, заметьте, без какой-либо выгоды для себя. Но какой вес может иметь их слово против слова королевы? Государь, я решительно утверждаю: лгут все, и только её величество – она единственная – говорит святую правду.
Фердинанд II, уловивший тяжеловесную иронию, замялся на месте.
— Сударыня, с какой целью вы тайно ездили в аббатство святой Октавии? — спросил он снова, но уже гораздо мягче.
Катарина низко опустила голову и принялась нервно теребить концы своей шали:
— Это была моя ошибка, ваше величество. Я… Я слишком близко принимала к сердцу просьбы моих братьев… и графа Штанцлера.
— А они хотели, — ехидно вставил кардинал, — чтобы её величество оказывала покровительство только красивым юношам не старше двадцати лет.
— Это не совсем так, — почти шёпотом возразила Катарина, нервически дёргая шаль, — но я не хочу искать себе оправданий… Я виновата перед супругом, и готова принять любую кару, какую ваше величество соблаговолит назначить мне… Но ради наших детей, государь, ради наших детей молю вас верить: я скорее бы умерла, чем нанесла ущерб вашему величеству! Никогда я не позволяла себе забыть о долге, который накладывает звание супруги государя!
— Даже с герцогом Алвой? — не выдержал кардинал.
Говорить этого не следовало, но невероятное лицемерие эпинской кошки подействовало Сильвестру на нервы.
Король снова помрачнел.
— Да, сударыня, — произнёс он тяжеловесно. — До нас доходили слухи, что вы были непозволительно близки с нашим кузеном.
Катарина Ариго побледнела так, словно вот-вот лишится чувств. Из её глаз покатились крупные слёзы.
— Государь… Признаюсь перед вашим величеством как на исповеди перед самим Создателем… Я не раз испытывала искушение… в присутствии герцога Алвы. Увы! Это не могло укрыться от моего супруга. Женская слабость не пощадила меня… Но я королева, государь. Сознание моего долга всегда было для меня важнее всего. Клянусь вам спасением моей души, ваше величество: хотя соблазн и коснулся меня, я не поддалась ему.
Тьфу! Сильвестр поморщился с досады, вспоминая представление, некогда устроенное ему Рокэ и его августейшей шлюхой. Лживая похотливая кошка! Эта святая невинность, победившая соблазны, была весьма… впечатляюща.
— Вы не поддались или герцог Алва не соблазнился? — не удержался он.
Раздираемый противоположными чувствами король нечленораздельно замычал: шокирующие откровения матери Моники и девицы Дрюс-Карлион всё же не прошли бесследно.
— Я поверю вам только в одном случае, сударыня, — выдавил он из себя, уставившись на жену бесцветными
Леворукий и его кошки! Какой простофиля! Бесхарактерный тюфяк! Сильвестр едва не скрипнул зубами с досады. Конечно, сейчас Катарина поклянётся в чём угодно!
— Клянитесь мне, — продолжал взволнованный король, — клянитесь мне его жизнью, что вы никогда – никогда! – не нарушали своего супружеского обета!
Катарина благоговейно опустилась перед мужем на колени и подняла сложенные как в молитве руки. Сильвестру показалось, что он стал участником какого-то дешёвого балагана.
— Клянусь вашему величеству, — произнесла Катарина прерывающимся от слёз голосом, — клянусь вами самим, кого я люблю больше всего на свете, и жизнью нашего дорогого сына, что я всегда была верна вашему величеству!
Теперь прослезился и Фердинанд. Он умилённо посмотрел на жену и протянул к ней руки, желая помочь ей подняться.
Сильвестра обожгло как кипятком. Нашего сына!
— Позвольте, ваше величество, — с лёгкой улыбкой обратился он к королю (Фердинанд повернулся к нему, недоуменно моргая, вследствие чего Катарина так и осталась стоять на коленях с воздетыми руками), — я сыграю здесь роль Генерального атторнея. Господин Флермон иногда слишком придирчив, но он в совершенстве знает закон… Он указал бы вам, государь, что клятва её величества не имеет силы. Ведь королева поклялась вашим сыном, а следствие как раз призвано доказать, что кронпринц Карл действительно является сыном вашего величества. Но что, если он – дитя прелюбодеяния? Тогда её величество клянётся жизнью того, кого просто не существует, государь! Поэтому я смиренно прошу ваше величество убедить вашу супругу повторить за вами, не меняя ни одного слова: «Клянусь жизнью моего сына, что я невиновна в супружеской измене».
— Это одно и то же, ваше высокопреосвященство, — возразила Катарина, не вставая с колен. — Я уже поклялась. Неужели… неужели дошло до того, что ваше величество готовы отказаться от собственных детей?! – воскликнула она с ужасом, поворачиваясь к королю.
Король замялся.
— Ваше величество, — настойчиво повторил Сильвестр, — суд не примет подобной клятвы.
Фердинанд сморгнул застывшие в глазах слёзы и неловко обратился к жене.
— Сударыня?
— О! — воскликнула Катарина, поднимаясь в приступе праведного негодования. — Теперь я вижу, кто мой враг, ваше высокопреосвященство! Вы готовите мне и королю низкую ловушку! Вы, вы, служитель церкви, задумали совершить преступление перед лицом Создателя! Увы! Мой супруг, естественный защитник жены, поддался на ваши уловки. Но не рассчитывайте, что ваши интриги легко осуществятся! Я – мать, и я до последнего вздоха буду защищать своих детей!
— Почему её величество угрожает мне, государь, когда она так легко принесла свою первую клятву? — вкрадчиво спросил Сильвестр короля, не теряя присутствия духа.
— Прошу вас, мадам… — залопотал совершенно удручённый Фердинанд. — Умоляю вас! Я полностью вам поверю…
— Какие интриги, дочь моя, вы усматриваете в том, чтобы повторить вашу клятву с заменой одного местоимения? — спросил Сильвестр, пожимая плечами. — Это же в ваших интересах.
Катарина смерила его презрительным взглядом: