Зверь
Шрифт:
Вадим уже сообразил, что встрял по самые уши и решил отказаться, но желудок, казалось, просто выскочит из горла, если он не примет хотя бы что-то.
— Давай… — только и смог выдавить Филатов между рвотными позывами, что так нещадно сокращали диафрагму.
Каспер быстренько подсуетился и, пока Фил висел над унитазом, стоя на коленях и ни черта не соображая от гудящей дымки, затянувшей сознание, пережал тому жгутом бицепс и зубами снял со шприца колпачок.
Вадим встрепенулся от укола и свободной рукой ухватил Макса за грудки.
— Ты что, блять! — прорычал
— Да это обезболивающее, — выкрикнул Каспер с напором в голосе. — Отпусти ты! Я помогу.
И да, он помог. Только так помог, что Филатов не понял, как оказался на улице. Тело стало невесомым, от того и ноги заплетались, а язык, словно опухнув, прилип к нёбу. Вадиму было хорошо. Это называется эйфория. Вот она какая: тягучая, приятная, бесстрастная и совершенно не интересующаяся происходящим вокруг.
Еле переставляя ноги, Фил добрался до знакомого двора. Как он тут оказался? Кажется, ехал на метро. Вроде бы даже у кого-то спрашивал… о чем он спрашивал? Где живут «эти упыри и вурдалаки»? Да, именно так Фил назвал свою мать и соседей. Черт. Ему было хорошо, но в то же время отпускало и снова рвало, вытряхивая из Вадима остатки сил.
Он промок до нитки и, цепляясь за стену дома почему-то в кровь ободранными пальцами, сполз прямо в грязь. По двору прокатился красный автомобиль и, проехав чуть вперед, притормозил. В уголке сознания Филатов вспомнил, что эта машина принадлежит его матери, и попытался оторваться от ледяной мокрой земли, размытой дождем. Но тщетно.
— Вадим… — донеслось до его слуха, потом будто вата в ушах, а дальше снова голос матери. — Ты сволочь бездарная… подонок… ужрался… ты мне сделку сорвешь, вставай! Иди домой… Вадим…
Он что-то прохрипел, сплюнул, содрогнувшись от очередных спазмов где-то внутри, в желудке, и с трудом привстал. Хотел ухватиться за ногу матери, но та вдруг брезгливо сморщилась и отскочила назад, взвизгнув:
— Убери лапы, свинья! Сам выпутывайся!
Снова плюхнувшись в грязь, Филатов остекленело уставился в удаляющуюся спину матери, к машине которой подъехал черный автомобиль. Высокий мужчина в строгом костюме, выбравшийся из него, раскрыл свой зонт, скользнул по Филу презрительным взором и отвернулся. Вадим отчетливо расслышал:
— Наталья, кто это?
— Никто, — даже не оглянулась. — Не имею понятия. Бомж какой-то. Или наркоман… никто…
Вот именно. В тот вечер Фил и стал этим НИКТО для всего мира, потому что только в матери и заключался смысл. А мир теперь сузился до размеров пустой квартиры.
***
Наше время
Я так отчаянно сдерживала себя, что когда Вадим замолчал и посмотрел на меня, прикусила дрожащую нижнюю губу.
— Мария, не надо. Я ведь не для этого рассказал… понимаешь…
Но все же не справившись с собой, я спрятала лицо в ладонях — горячие слезы жгли глаза. Однако внезапно цепкие пальцы ухватились за мои запястья, и Филатов вынудил посмотреть на него. Большие, такие глубокомысленные, черные глаза заглянули в самую душу. Вадим сказал, понизив голос:
— Глупенькая, это неминуемо, понимаешь, о чем я? Просто наслаждайся, живи свободой, не ищи подвохов, не анализируй.
Черт пойми что.
— Обещаю.
Моргнула, смахивая слезы, что тут же скользнули вниз по щекам.
Фил утер их пальцами и, наклонившись, мягко коснулся губами моего лба.
— Моя отчаянная Мария.
И эти три слова согрели вусмерть перепуганную душу, в которую я умудрилась впустить такого человека, как Вадим. А какого человека? Настоящего.
Подавшись вперед, я прижалась к нему всем телом, а он уткнулся носом в мех моей куртки, тихо пробормотав:
— Сейчас удавишь.
И я так искренне рассмеялась, отпуская Фила, что тот и сам широко улыбнулся, глядя на меня с неожиданной и долгожданной нежностью, а потом вдруг проговорил:
— А ужастик твой — говно, раз я умудрился вырубиться.
Так мы и решили: ужастики — говно. Есть только мы. А, и кстати, Костя с Юлькой тоже, пропавшие на несколько дней. Пора бы выйти на связь, хотя и не хочется…
========== Глава девятая ==========
Дважды ткнувшись лбом в кран, я пыталась почистить зубы и мысленно при этом проклинала свою неуемную натуру. Вот кто просил торчать в интернете до четырех утра? А все потому, что Вадим не остался на ночь. Он еще прошлым вечером ушел, а я от скуки и безделья шаталась по квартире, пока вдруг не решила посмотреть что-нибудь интересненькое. Вот именно это «интересненькое» и увлекло меня до утра, а потом еще и в оставшиеся пару часов снились главные герои просмотренных фильмов.
Теперь вот мне приходится бегать по квартире и, матерясь, собирать свои вещи: мобильник, влажные салфетки, ключи, парочка бутербродов в пищевой пленке и кошелек с деньгами. Все это было заброшено в сумку.
После окончания рабочего дня планировалось встретиться с Юлей. Она сама мне позвонила, но говорили мы как-то натянуто, безнадежно грустно, все время вспоминая о Михе. Мне было так паршиво, что в итоге я попросила перенести разговор на вечер, а затем поспешно повесила трубку. Но только утром, собираясь на работу, я вдруг вспомнила, что меня собирался встретить Фил.
Ну и ладно. Вместе прогуляемся. Втроем. Хотя на самом деле мне хотелось поскорее прожить этот день и увидеть Вадима, чтобы остаться с ним наедине. Просто помолчать вместе или просто поговорить…
Как ни странно смена проходила более чем гладко. Никто не наезжал, не предъявлял претензий и не пытался насолить.
Меня это могло бы радовать, если бы не совершенно неуместное тягучее чувство в груди. Оно не проходило. Вообще никак.
Едва ли рабочий день подошел к своему завершению, я ринулась приводить в порядок, закрепленные за мной полки: бегала на склад, нагружала тележку недостающим товаром и, выкатив ее в зал, расставляла и раскладывала баночки, пачки, упаковки по полкам. Наконец и с этим покончив, я переоделась, попрощалась с девчонками и выскочила на улицу. Охранник снова запер за мной дверь, а я улыбнулась ему через стекло. Тот отсалютовал мне и вернулся к кассиршам, что трепались у выхода, приводя себя в порядок перед отъездом домой.